Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс

В самой гуще сражения появляется Мардоний на белом коне — меч в руке его. За ним следуют Бессмертные. О, какая насмешка судьбы в этом имени! Бессмертные дюжинами падают вокруг своего полководца, падают потому, что отважны, падают потому, что храбры, падают потому, что боевой гнев делает их опрометчивыми. И даже на мгновение в головы им не приходит мысль о поражении, как не доходит до них и то, что длинные мидийские одеяния, надетые под панцирями, сковывают их движения, и то, что лёгкое и изящное оружие в их руках не может выдержать удар тяжёлого греческого. Полководец бьётся посреди них, он ведёт персов вперёд, он ободряет их, и они сражаются до последнего.

Но вот Мардоний сошёлся в свирепом бою со спартанцем по имени Аримнест. Звенят мечи, удар следует за ударом, глухо гудят щиты. Бессмертные напирают, чтобы избавить Мардония от врага. Но вдруг лицо его искривляется гримасой, и Мардоний оседает в седле. Рука вздымается вверх, грозя стиснутым кулаком небу, богам Эллады! Меч выпадает из его десницы.

Яростный вопль проносится над полем битвы. Аримнест громким голосом провозглашает:

— Настал день отмщения за смерть Леонида, она оплачена гибелью Мардония!

И как только Бессмертные видят, что полководец их пал — возможно, что они хотели даже вынести с поля сражения его тело, соскользнувшее под копыта коня, — они поворачиваются и в беспорядке пускаются в бегство, воя от ярости и отчаяния. Всё это колоссальное воинство, явившееся издалека, чтобы покорить греков, за один-единственный миг лишается боевого духа. Персы бегут. И кажется, что сама Деметра, вставшая во весь исполинский рост перед своим храмом, мешает бегущим укрыться в её святилище и священной роще, где они как просители могли бы рассчитывать на спасение. Обтекая храм, персы бегут на равнину.

— Как только я дам знак, пусть все следуют за мной, куда бы я ни повёл, чтобы движение наше было быстрым.

Так сказал Артабаз сорока тысячам воинов, которых решил спасти ещё до начала бегства, как только увидел, что Мардоний решился на невозможное. И теперь Артабаз повелел своим подчинённым вдвое убыстрить шаг. Люди полагают, что Артабаз ведёт их на греков в обход. Но Артабаз знает, что всё потеряно. Он видел это, ощущал, а сражаться против судьбы и богов — труд напрасный и бесполезный. Он бежит. Бежит вместе со своим войском. И не к деревянной стене, которой окружён лагерь персов, и даже не в Фивы. Он бежит по широкой дуге — в Фокиду. Он хочет вернуться в Фессалию, возвратиться в Персию, какими бы далёкими и недостижимыми не казались сейчас Сузы. Он хочет бежать из этой страны и рассказать царю о том, что сражаться против богов — это труд напрасный и бесполезный.

Персы бегут по всей просторной равнине возле Платей. А с ними бегут все купленные персидским золотом союзники, хотя фиванцам удаётся какое-то время выстоять против афинян. Бегут тысячи. Окутанные облаками пыли, они мчатся к далёкому горизонту — на север, на северо-запад, — в панике рассеявшиеся союзники, войско, распавшееся из-за смерти Мардония. Зачем сражаться, когда Мардоний убит? Бегут все, ибо впавшие в отчаяние персы подают первый пример.

Греки преследуют бегущих. Наступает последняя схватка. Беотийская конница на мгновение останавливается, но вокруг все бегут, и бегство превращается в жуткую, безжалостную бойню.

Многие тысячи варваров набились в персидский стан, что возле Асопа. Стан окружён деревянными стенами, над которыми с правильным интервалом высятся такие же башни. В спешке бегущие оставляют все прочие укрепления. И какое-то время им удаётся выстоять против лакедемонян, не искусных в штурме крепостей. Однако на помощь спартанцам приходят афиняне, рушатся деревянные стены, и греки врываются в лагерь персов. Там в окружении многочисленных палаток высятся великолепные шатры полководцев. Посреди них — выше прочих — видна малиновая маковка походного пристанища Мардония. Персидские рабы просят пощады; женщины, жёны и наложницы, в ужасе пытаются куда-нибудь скрыться, а греки начинают грабить шатёр Мардония. Они уносят его княжеское сиденье на серебряных ножках, изысканную мебель, бесценные столовые приборы. Увидев верблюдов, греки покатываются от хохота. Они утаскивают бронзовые кормушки из конюшни Мардония, дивятся на персидские изваяния. Самое прекрасное из добычи будет пожертвовано богам, отдано в храмы.

Из трёхсоттысячного войска лишь три тысячи невооружённых рабов, моливших о пощаде, сумели избежать смерти.