Сергей Сергеев-Ценский - Бурная весна. Горячее лето

Инженер-поручик дотянулся рукою с трубкой до окна, выбил из нее табак и примирительным тоном обратился к прапорщику:

– Вы видели, что я сделал? Теперь открывайте мне свой портсигар.

– Откуда вы взяли, что у меня есть портсигар? – несколько удивился прапорщик. – Нет и никогда не было. Табак я все-таки выносил прежде, могу выносить и теперь, хотя уже пробит пулей (тут он указал пальцем на грудь). Но суть дела всецело в том, защитима или не защитима русская земля, и почему она была защитима прежде, и почему это свойство ее так резко изменилось теперь.

Университетский крестик, хотя и примелькавшийся уже на тужурках прапорщиков, энергичное лицо, свободно льющаяся речь и жесты, ее естественно дополняющие, – все это заставило подполковника-интенданта спросить:

– Простите, вы – юрист? Адвокат, наверное?

– Нет, я – математик, – ответил прапорщик. – И, как математик, я ищу доказательств, чтобы прийти к священной для всех математиков фразе: что и требовалось доказать. Если Иванов заменен Брусиловым, то значит ли это, что хотели сделать лучше?

– Но ведь Брусилов-то как-никак боевой генерал, – ответил на этот вопрос артиллерист, – а какие же боевые подвиги значатся в послужном списке у Иванова? Ведь он – куропаткинец!

– А это разве не подвиг, что он – крестный папаша наследника престола? – подкивнул прапорщик. – Я от кого-то слышал, что сама Александра Федоровна пишет ему иногда по-русски так: «Кресник ваш жилает дедушке всево лушаго». Как же можно было сместить такое близкое к престолу лицо и назначить взамен какого-то вообще генерала Брусилова? Нет, как хотите, а ясности тут решительно никакой, если только этого не потребовали наши союзники.

– Вот именно – они-то и требуют наступления, а Иванов будто бы наступать отказался, – подхватил инженер-поручик, а штабс-ротмистр кавказец, с предупредительной миной на густо загорелом лице, дополнил:

– А между тем, господа, сами немцы все время пишут, что они готовят на нас решительное наступление весной!

– Значит, не только защищаться, а нападать мы должны, поэтому и Брусилов – главнокомандующий, – сказал прапорщик, обращаясь к капитану-артиллеристу. – Но вот вы сказали: «Были бы снаряды», а я в госпитале отстал от событий и не знаю, как у нас со снарядами.

– Снаряды на фронт гонят и гонят, снарядного голода теперь долго не будет, – ответил артиллерист и добавил безразличным тоном: – А вы где были ранены?

– На позициях против села Коссув, – таким же безразличным тоном ответил прапорщик, но капитан подхватил оживленно:

– Коссув?.. Слыхал я что-то об этом Коссуве: не то там на позициях много солдат наших замерзло, не то какой-то пехотный полк самовольно оттуда ушел зимой…

– Было, было и то и другое в непосредственной связи, – ответил прапорщик, однако без всякого желания говорить об этом полнее.

– То-то вы и ставите вопрос: защитима или не защитима наша земля, – участливо обернулся к нему интендант и вдруг спросил неожиданно для прапорщика: – Ваша фамилия, простите?

– Ливенцев, – ответил тот, и так как интендант переспросил, не разобрав, то пояснил: – Фамилия сия происходит от названия одного города в Орловской губернии – Ливны, о котором принято говорить: «Ливны всем ворам дивны»…

Это почему-то рассмешило всех в купе, даже интендант улыбнулся. А поручик, снова набивая трубку своим невозможным трофейным табаком из вышитого бисером кисета, сказал прапорщику Ливенцеву:

– Слышал я, что от вашей Орловской не отстает и Тверская, а также Витебская. По крайней мере факт будто бы тот, что тверской помещик Офросимов, – он же член Государственного совета, а не кто-нибудь вообще, – объединился со своим зятем, тоже помещиком, председателем Витебского земства, и общими усилиями они обработали казну на огромную что-то сумму, – так что трудно и сосчитать.

– Выкладывайте данные, я сосчитаю, – я математик, – с большим интересом отозвался на это Ливенцев.

– Да ведь вот опять я вам буду мешать своей трубкой, – лукаво покосился на него поручик.

– Ничего уж, как-нибудь вытерплю.

– Да всех обстоятельств дела я и сам не знаю. Получил будто бы этот Офросимов подряд на шитье солдатских сапог, а в Тверской губернии есть такое село – Кимры, где только этим все и занимаются – сапоги шьют – и старики, и ребята, и бабы, – все под итог… Ну вот, значит, Офросимову, как он тверской помещик и член Государственного совета, и кожи в руки.

– Кожи для солдатских сапог? И много? – оживленно, однако не без лукавства, спросил интендант.