Владимир Шпаков - Песни китов

Мятлину вдруг сделалось тоскливо, он бы страшно огорчился, если бы Рогов исчез из сетевого эфира, посчитав, что дело сделано. Или то был испуг? Оставаться один на один с тем, что они натворили, было жутковато: иллюзия начинала казаться чем-то более ужасным, чем сама смерть!

Повисла пауза, вроде как дуэлянты переводили дух, оглядывая поле сражения. Они уже забыли, с чего пошла кутерьма, зачем дрались, а главное – дальше-то что?!

Дальше был вопрос:

«Давно был на ее могиле?»

Ответ:

«Давно».

Вопрос:

«Почему? Ты же близко…»

Ответ:

«Ты тоже близко. Во всяком случае, мне так кажется».

Опять пауза, и вновь реплика:

«Когда пойдешь к ней, отнеси на могилу цветы».

«Конечно отнесу».

«Только не розы и не гвоздики – нужно достать особенные цветы».

«Я даже помню, как они называются».

«И как же?»

«Орхидея-фаленопсис».

Пауза.

«Я тоже помню».

Впоследствии Мятлин удивлялся абсурдному порыву, когда с обеих сторон прорвало плотины, и в образовавшиеся прорехи устремилось то, что ранее тщательно скрывалось. Рогов действительно едва не погиб на своем корабле, но работать дальше на оборону не стал – как и многие светлые головы, эмигрировал. Теперь работал в известной информационной компании, имел кучу денег и двухэтажный дом, напичканный электроникой до такой степени, что домработница не нужна. И жена не нужна, только по иной причине. Он пробовал жить с одной ирландкой, но не срослось. Попробовал с русской, с которой вместе работали, – тоже не получилось, а тогда и стараться нет смысла. Он имеет возможность работать столько, сколько душе угодно и когда угодно, даже ночью. Что они иногда и делают с вьетнамским приятелем Кыонгом. Когда-то судьба свела их в советском Таллине, а спустя годы они встретились в Силиконовой долине, что неудивительно. В свое время, болтаясь в холодном море, они мечтали о некой Базе, где могли бы спокойно, отрешившись от нужд скучной жизни, заниматься созданием невиданных конструкций. Так вот База нашлась, и конструкции здесь создаются просто фантастические. Их создают индусы, русские, китайцы, вьетнамцы, жители Штатов и Старого Света и, похоже, чувствуют себя едва ли не солью земли.

Но почему-то иногда накатывает тоска. И хочется улететь в забытый богом городишко, где были завод, карьер и бронированная машина, что ползла по барханам, чтобы плюхнуться в озеро. Где были поломанные часы, что чинились на раз, и мотоциклы, на которых гонял со страшной силой… Нет, мотоцикл есть и сейчас, чоппер «Suzuki boulevard», на нем двести пятьдесят выжимаешь за полминуты! Но не хочется выжимать, потому что некого сажать на заднее сиденье. Да и не хочется никого сажать.

Поддавшись наваждению, Мятлин тоже писал о брошенных женах, холостяцкой квартире, надоевших поездках за рубеж, о Пряжске, о Клыпе, о встрече с военпредом Деркачом, даже о тетрадке, которую хитростью выцыганили у матушки Рогова. А в финале пространного пассажа зачем-то написал о том, что утратил способность к синестезии.

«Способность к чему?» – попросили уточнить.

В другое время Мятлин съехидничал бы, но тут терпеливо разъяснил особенности феномена.

«Понятно, – откликнулся визави. – Я тоже кое-что утратил».

«Ну да? Судя по твоим картинкам, ты только приобретаешь, а не утрачиваешь!» (Не удержался-таки от иронии.)

«Я теперь уязвим для электричества. Удивительно: в Штатах даже напряжение в два раза меньше – сто десять вольт. Но меня недавно так тряхнуло, когда в блок питания полез… Как думаешь, что это значит?»

Мятлин задумался, отстучал:

«Один мой друг сказал: нас наказывает жизнь. Она что-то нам дает, но мы не можем понять – зачем? А если дар не используют, его лучше забрать назад».

Мировая паутина дрожала от напряжения, связывая миллиарды людей, и одной из бесчисленных связей была нить, соединявшая два одиночества, что неожиданно слиплись и боятся отлипать. На время они забыли о том, что были участниками матча с невероятным количеством раундов, и жажду того, чтобы судья встал между ними и поднял руку победителю. Увы, судьи вообще не было. И зрителей в зале не было, их окружала пустота, и тут хочешь не хочешь, а приходится наводить мосты.

Их лихорадочное замирение напомнило сцену, когда Мышкин с Рогожиным наконец успокаиваются возле тела мертвой Настасьи Филипповны. Только покой был иллюзорным: когда лихорадка прошла, желание общаться испарилось. Вскоре Мятлин даже убил адрес на gmail, дававший возможность мгновенного контакта с бывшим (бывшим ли?) соперником.