Дэвид Лоудз: Генрих VIII и его королевы

Ничто не могло быть гарантировано в этом конституционном вакууме, потому что после 1422 года не было ни одного неоспоримого наследника и всего только три после 1327 года. Неудивительно, что Генрих VII почти с параноическим постоянством занимался этим сюжетом в последние годы своей жизни. Эти опасения и неопределенность сохранились и после того, как его неоспоримый наследник, сын, вступил на престол в 1509 году.

Женитьба правителя составляла высочайший уровень матримониальной игры и привлекала самые большие ставки, но это был не единственный уровень. И сыновья, и дочери становились фигурами в дипломатической игре, которая обычно начиналась, когда они еще были в колыбелях. Дочь, в особенности, могла быть обручена раз двенадцать в интересах высокой политики до того, как ее судьба окончательно решалась. Некоторые современники считали, что молодые женщины недопустимо свободны в выборе партнеров, но это очень редко случалось с принцессами. Младшая дочь Эдуарда IV, Бриджит, в конце концов ушла в монастырь, но только после смерти своего отца. Поскольку он умер молодым, к 1483 году никто из детей Эдуарда не состоял в браке, и невозможно сказать, с кем его дочери могли быть сосватаны [10] После Эдуарда остались Елизавета, которая вышла замуж за Генриха VII; Сесиль, вышедшая замуж за виконта Джона Уэллеса; Анна, ставшая женой Томаса Ховарда, второго герцога Норфолка; Екатерина, вышедшая замуж за Уильяма Кортни, графа Девонского и Эдуард, Ричард и Бриджит, которые умерли, не вступая в брак. Если бы он был жив, то скорее всего один или несколько его детей были бы сосватаны во имя упрочения иностранных союзов. , но похоже, определился резкий контраст между отношением к браку у Йорков и Тюдоров. Не только сам Эдуард женился в пределах собственной страны, но так же поступили его братья, Джордж и Ричард. Только его сестра, Маргарита, была вывезена за границу. Генрих VII, наоборот, женил своего старшего сына в Испании, а старшую дочь выдал замуж в Шотландии. Вопреки обыкновению, союз Артура с Екатериной, младшей дочерью Фердинанда и Изабеллы, продержался очень крепко более десяти лет. Это произошло не потому, что существовал какой-то план матримониального захвата Кастилии, а потому, что молодая принцесса Уэльская была признана самой новой из европейских правящих семей как принадлежащая одному из древнейших родов. Маргарита Тюдор, как только она достигла возраста, допускавшего совместное проживание с мужем, была послана на север ради главной цели — сопротивления французскому влиянию в Шотландии и упрочения северных союзов Англии. Младшая дочь Генриха, Мария, была подобным же образом использована своим братом, чтобы нейтрализовать Людовика XII Французского. Но когда он через несколько месяцев умер, она предприняла беспрецедентный шаг и предотвратила все последующие попытки, настаивая на своем союзе с Чарлзом Брэндоном, новоиспеченным герцогом Саффолком. Ее племянница Мария бесконечно использовалась в такой же игре Генрихом VIII, возможно, потому, что была до 1533 года его единственным законным ребенком. Мария была обручена с дофином Франциском и с Карлом, молодым принцем Священной Римской империи, еще до того, как ей исполнилось пять лет, а в дальнейшем шла речь о ее помолвках с Яковом V Шотландским и Франциском I (который был всего двумя годами моложе ее отца и к тому же являлся известным распутником). Пользы от Марии стало гораздо меньше, когда поползли слухи, со временем подтвердившиеся, что ее следует объявить незаконной.

Королевские бастарды имели собственное применение на брачном рынке, но обычно не принимались королевскими семьями. Габсбурги использовали их для скрепления союзов могущественных, но неверных вассалов, а Валуа даровали их жаждущим возвышения благородным семействам. У Тюдоров их было слишком мало, чтобы сделать какие-либо обобщения, и Мария, разумеется, оставалась незамужней, пока она, уже будучи королевой, не выбрала себе спутника сама. Отдавая своих дочерей, каждый принц эпохи Возрождения должен был помнить о том, что в один прекрасный день зять сможет унаследовать его корону. Генрих VII, Франциск I и Фердинанд Арагонский потеряли своих старших сыновей при жизни. Генрих и Франциск имели вторых сыновей, которые в конце концов им наследовали, а Фердинанд остался перед сложной дилеммой, когда его жена Изабелла умерла в 1504 году. Будучи кастильской королевой, она была принуждена признать за своим мужем равный статус, но у нее не было намерения позволить ему удержать матримониальную корону после ее смерти. Смерть их сына Хуана в 1499 году оставила права наследования в руках их старшей дочери Хуаны и ее мужа Филиппа Габсбурга. Хуана скорее всего никогда не стала бы властной правительницей, но Филипп явно был готов воцариться, когда безвременная смерть устранила его со сцены в 1506 году. Это позволило Фердинанду удержать власть, и когда он в 1516 году умер, ему наследовал в обоих королевствах старший сын Хуаны Карл. Династически это могло выглядеть вполне приемлемо, но в Испании вспыхнул мятеж, и прошло много лет, прежде чем народ окончательно принял своего чужеземного и зачастую отсутствующего монарха. Простейшим способом решения подобных проблем явилось бы введение салического права (которое исключало всех женщин из порядка наследования), но это не соответствовало обычаю Кастилии и Англии. Каждый раз, когда Генрих VIII использовал свою дочь в матримониальном гамбите, он четко сознавал, что его избранник может со временем оказаться английским королем, и судя по всему, именно поэтому попытки с Франциском I и Яковом V не были доведены до конца. Упорное нежелание Генриха признать перспективу наследования престола женщиной должно было стать одним из наиболее важных факторов в той истории, которая за этим последует, и важно помнить, что такое нежелание разделялось его подданными. Анонимный аристократ, который заявил, что, будь в нем французская кровь, он бы вырезал ее ножом, был ксенофобом не в большей степени, чем большинство его сельских приятелей.