Дэвид Лоудз - Генрих VIII и его королевы

Именно из-за деликатности политической ситуации и переменчивости отношений Генриха с Анной ее враги нанесли такой удар. Короля следовало убедить, что она виновна в чудовищном и непростительном предательстве. Сама страсть, которая придала их союзу такую политическую мощь, была использована, чтобы его разрушить. Все, включая Анну, знали, что колебания настроений могут вызывать отчуждение Генриха, но прежде такие колебания были кратковременными и быстро сменялись пылким примирением. Вот почему было так важно, чтобы обвинение против Анны было самым серьезным, дошло бы до него как можно скорее, со всеми теми преувеличениями, на которое способно причудливое воображение. Гнев и ощущение собственной незащищенности могли сделать короля легковерным, подозрительным и мстительным. В то же самое время ее замечательная личность и природа ее сексуальной тактики означали, что она не склонна искать развлечений на стороне, как и ее предшественница. Жестокость, проявленная по отношению к ней, была крайней мерой, которой она опасалась. Для Кромвеля, однако, падение Анны означало лишь половину дела. Это могло бы попросту навлечь на него месть консерваторов. Во-первых, он попытался наладить отношения с теми, кого называли «арагонской партией», и с партией Сеймуров, чтобы создать объединенный союз против Болейнов. Вторая часть плана секретаря была точной и глубоко секретной. К этому времени он знал о Генрихе то, чего не могли понять консерваторы. Присутствие или отсутствие Анны уже не могло изменить положения короля как главы церкви. Следовательно, уничтожение королевы не означало бы возобновления переговоров с папским двором и вовсе не обязательно укрепило бы отношения с императором. Кромвель был рад, что Мария и ее друзья обольщаются на этот счет. Чем больше они старались, тем более уязвимыми они становятся для его второго удара. Сеймуры не имели особой поддержки у консерваторов, и после смерти Анны Джейн и ее семья непременно создадут новую правящую фракцию, с которой он будет работать.

Прежде чем Кромвель к ним примкнул, консерваторы, находившиеся в составе тайного совета, не придумали, кажется, ничего другого, как уговаривать Генриха развестись с Анной и примириться с Марией — совершенно наивная позиция, которая показывала, насколько они недооценивали и королеву и ее партию. Между 18 и 25 апреля секретарь, однако, срочно попытался завоевать их доверие, вероятно, воспользовавшись для переговоров услугами Шапуиса. Значит, план, исполнение которого принадлежало прежде всего ему, должен был быть составлен именно в эти дни, хотя, возможно, заготовки погребены в мусоре придворных сплетен, курсирующих еще с января. Как сумели убедить Генриха в том, что он живет рядом с вероломной изменницей, остается неясным, несмотря на огромное количество исследований, появившихся недавно в связи с этими событиями. Почти наверняка к этому имел какое-то отношение выкидыш Анны, но это не могло стать решающим фактором, потому что король все еще официально поддерживал свою жену и признавал ее положение незыблемым вплоть до четверга пасхальной недели. Возможно, Кромвель поговорил с повитухой, которая должна была внимательно осмотреть плод после выкидыша, и решил, что ее слов достаточно, чтобы предупредить Генриха, что он был избавлен от рождения урода и все были слишком напуганы, чтобы ему об этом сказать. Эта история вовсе не должна была быть правдивой или даже правдоподобной, чтобы убедить короля, если он находился в подходящем настроении. Если такой историей воспользовались и она была полностью или в основном сфабрикована, то это может объяснить внезапное изменение поведения Генриха, а также отсутствие каких-либо более весомых доказательство, кроме намеков и недомолвок, во время происходившего суда [110] Warnicke, Rise and Fall, 204–205. . Подобная интерпретация превращает короля в легковерного осла, но трудно совсем отбросить такой вывод, какая бы версия событий ни была принята. Для того времени сообщение об уродстве непременно заставляло предположить адюльтер или инцест, так что если Генрих проглотил такую наживку, то совершенно неудивительно, что он сразу сделал соответствующие заключения.