Евгений Санин: Иду на Вы

– Да? – вздрогнув, обернулась она, и столько тепла и мира было в ее огромных глазах, что не повернулся язык у Славки сказать ей сразу всю правду.

– Это… как его… не принес я рыбу-то… – только и смог пробормотать он.

– Ничего, в другой раз принесешь! – певучим голосом отозвалась молодая женщина и с ласковым упреком обратилась к сыну: – Да что ж мне с тобой делать! Хочешь, одолень-траву дам?

Милуша сняла со стены висевший на гвоздике маленький кожаный мешочек и повесила на шею сына.

Малыш взял его в ручонки и, заигравшись, действительно замолчал.

– Ну вот, слава Богу! – с облегчением вздохнула Милуша и перекрестилась на стоявшую в красном углу перед горящим глиняным светильником иконку. – Ты только, смотри, деду Завиду ничего не говори! Меня так прабабка учила, а она еще до Крещения Руси жила!

– Да не скажу я! Милуш… – снова начал Славко.

– Да?

– Уходить надо… скорей… собирайся!

– Куда?

Милуша внимательно посмотрела на Славку и сама прочла у него в глазах то, о чем он боялся сказать ей.

– Как!.. Половцы?!

– Они… – словно он был виноват в этом, опустил голову Славко.

– Неужто опять?!

– Да…

– Но ведь дед Завид сказал, что до осени их больше не будет!..

– Что он тебе, главный половецкий хан, чтобы знать все их планы?

– О Господи! И что же нам теперь делать?

– Собираться! – помогая Милуше как можно теплее одеть сына, заторопил Славко. – И скорее, скорей! Наши небось уже все ушли. Это ведь… не обычный набег!

– А… какой? – испуганно взглянула на него Милуша.

Но у Славки уже не было времени объяснять ей всего. Он только помог Милуше собрать все необходимое в узелок, положить наверх иконку и вместе с сыном, которого она крепко прижала к груди, чуть ли не вытолкнул ее из дома…

Они успели как раз вовремя.

Жители Осиновки уже потянулись вереницей к полю, за которым находился не раз и не два спасавший их лес.

Обычно они шли туда с надеждой, переждав беду, вскоре пойти обратно в свои разоренные дома.

Но сейчас уходили так, словно не чаяли вернуться из него в живых.

Милуша смотрела на них и ничего не могла понять.

Люди низко кланялись друг другу и прощались, словно и правда шли на верную смерть.

Две женщины громко отпускали друг другу прежние обиды и старые долги:

– Ту меру зерна, что ты у меня в долг по осени взяла, я тебе так уж и быть прощаю! – великодушно говорила одна, высокая, статная.

– И я тебе корзину брюквы, которую дала летом! – всхлипывая, отвечала болезненная и 10 худая.

– А за то, что я тебе волосы, бывало, драла, прости!

– А ты меня – что я глаза тебе чуть однажды не выцарапала!

– Ох и глупые мы были с тобой!

– Ох, глупые!

Милуша со страхом и удивлением послушала их и подалась ближе к деду Завиду.

Тот, замыкая шествие, рассказывал идущим рядом детям о самом злобном на свете звере – ласке. Он видывал его в Ростове Северском, откуда и пришел в эти места вместе с войском молодого тогда еще князя Владимира Мономаха.

– Сама – чуть поболе ладони, если не считать хвоста! Много ли ей для прокорма надо? – даже плюнув от негодования на землю, говорил он. – А как попадет в курятник, то не успокоится, покуда всем курам до единой голову не прокусит! Ничего живого после себя не оставляет! И откуда в ней только такая злость?

Заметив Славку, дед Завид оставил его быть замыкающим, а сам направился в голову вереницы показывать путь.

– При чем тут ласка? Почему все прощаются? – недоумевая, спросила женщин Милуша. – И вообще – что случилось?

Худая, болезненная с жалостью осмотрела ее, ребенка и сказала:

– Ой, милая! На нас ведь сейчас сам хан Белдуз идет!

– Ну и что? – продолжала недоумевать Милуша.

– А то, что после себя он в живых никого не оставляет! Ни старого, ни малого! Поэтому и прозвали его в народе Лаской! – пояснила высокая, статная.

– Вот горе-то… – послышалось с другой стороны. – Последний раз сюда он лет семь назад как наведывался! Тогда только те и спаслись, что в отлучке были. Да еще вон – Славко!

– Его матушка в печке спрятала! – шепнула Милуше худая женщина, и та крепче прижала к себе сына. – Если б их дом подожгли, и его бы, считай, не было!

– А матушка-то его – первой красавицей в округе была! – принялась причитать статная.

– И батюшка как за нее вступился! Один, с охотничьим ножом на половца за нее пошел! На части ведь изрубили его, окаянные! Да еще и копьями искололи!..

– А матушку – босую по снегу – в полон увели…