Анатолий Гончаров - Император умрет завтра

Любая идеология упраздняет судьбу.

И что? И лицо поколения будет собачье?..

Телефонный звонок брызнул требовательной кремлевской трелью поверх застрявшей в памяти, строки из Ветхого завета.

— Слушаю!..

— Не спишь, Лаврентий?.. Приезжай.

Историей движут не факты, а образы.

Факты остаются позади, даже если мы их не знаем.

К чему стремился Жозеф Фуше, который вновь получил портфель министра полиции из рук вернувшегося с Эльбы Наполеона?

20 марта 1815 года император-изгнанник триумфально вступает в Париж. Людовик ночью бежит, потеряв свой парик. Армия торжествует. Народ скандирует: «Да здравствует император!»

Жизни Наполеона могут угрожать только безграничные всплески неосторожного восторга, и солдаты на руках вносят во дворец своего бога войны.

Это не легенда. Это сказка.

К чему стремился Фуше, едва и избежавший 16 марта ареста, когда сумел обмануть королевскую полицию и уйти через окно в соседний сад, к чему он стремился, заявив сторонникам Людовика 20 марта, в день триумфа Наполеона: «Спасайте короля, я берусь спасти монархию. Через три месяца я буду сильнее Наполеона, И если до тех пор он не прикажет расстрелять меня, я поставлю его на колени»?..

Истины зависят не от факта, а от судьбы.

Чего добивался Фуше шесть лет назад, когда через посредничество ловкого спекулянта Уврара вел за спиной Наполеона переговоры с Англией, злейшим врагом Бонапарта?

Сам Наполеон тогда ставит вопрос иначе: какого наказания заслуживает министр, который подвел под удар политику страны? Министры прячут глаза. Требуемый ответ наводит тоску. В душе они почти солидарны с Фуше. Сколько можно воевать с Англией, если это война акулы со львом? Министры молчат. Наполеон знает, почему они молчат. Кроме всего прочего, Фуше внушает им не меньший страх, чем Наполеон.

Император с холодным презрением в глазах требует от них назвать кандидатуру преемника Фуше. Этот вопрос как бы уже второго порядка оказывается еще более коварным, чем первый. Называя конкретное имя, каждый из них таким образом откроет свои предпочтения министру полиции и все-таки признает необходимость его отставки. Наполеон загнал их в угол и перекрыл все выходы. Из этой западни не выскочит и Талейран. К счастью, он и не пытается. С Фуше они враждуют уже давно, и Талейран ничего не потеряет, если нанесет тому лишний удар, избавляя от этого остальных.

— Господин Фуше, несомненно, сделал ошибку… — медленно и тихо произносит Талейран под общий вздох облегчения. — Да, он совершил ошибку. Но если бы мне пришлось назначать ему преемника, я назначил бы того же Фуше…

Если красота невозможна без некоторого нарушения пропорций, то истина непостижима без нарушения логики.

Фуше ненавидит Наполеона, но это достойный враг.

Фуше презирает Людовика, но это враг, который никогда не простит ему семейной крови Бурбонов.

Выбирать не из чего. Фуше и не выбирает.

Выбирают его.

Фуше лишь создает такую обстановку, при которой выбор должен быть всегда в его пользу. Он игрок, и игрок рискованный — это бесспорно. Но как только перевешивает одна чаша весов, страсть к игре уступает место холодному расчету. Фуше всегда на стороне силы и большинства: победителей не судят.

Казнить его могли при Робеспьере. Обязаны были — при Конвенте, при Директории, при Консулате, при империи. В марте 1815 года этот сильно припозднившийся вопрос стоял только таким образом: кто сумеет раньше Людовик XVIII или Наполеон? От полиции Людовика Фуше бежал через окно.

К императору явился через парадный вход Тюильри: «Не я предал Наполеона…».

Кто он для Бонапарта? Самый верный из его врагов. Их связывают десять лет смертельной вражды. Вероятно, правы те, кто считает такие узы прочнее легких нитей ни к чему не обязывающей дружбы. Но только ли этим можно объяснить, что в знаменитые «сто дней» неумолимо истекающей, почти безумной авантюры Наполеона — рядом с ним, как и десять лет назад, стоит сухопарый человек с бескровным лицом, одетый в темный сюртук — этот «действительно совершенный предатель», снова назначенный министром полиции?

Может, все дело в секретных досье, которые вывез он из здания полиции на набережной Вольтера накануне изгнания Наполеона? Трижды Наполеон требовал от Фуше вернуть архивы. Тот стоял на своем: «Я их сжег, сир. Разве можно бы допустить, хоть малейшую возможность того, что эти бумаги окажутся в руках ваших врагов?.. Я их сжег».