Олег Иванов - Петр III. Загадка смерти

«Матушка милостивая государыня здраствовать вам мы все желаем нещетныя годы. Мы теперь по отпуске сего писма и со всею камандою благополучны, толко урод наш очень занемог и схватила ево нечаенная колика, и я опасен, штоб он севоднишную ночь не умер, а болше опасаюсь, штоб не ожил. Первая опасность для того, што он вено здор говорит и нам ето несколко весело , а другая опасность што он действително для нас всех опасен для тово што он иногда так отзывается, хотя в прежнем состояни быть.

В силу имяннова вашего повеления я салдатам денги за полгода отдал, також и ундер-афицерам, кроме одного Потиомкина [1] Обращает на себя внимание написание А.Г. Орловым фамилии Г.А. Потемкина: Потiôмкин , то есть как произносилось в XVIII веке и произносится сейчас (в отличие от написания); кроме того, в цитированном письме также написаны слова рублiôв, всiô . Сочетание iô впоследствии было заменено Н.М. Карамзиным на ё (некоторые исследователи полагают, что это изменение внесла Е.Р. Дашкова). вахмистра для того, што он служил бес жалованья. И салдаты некоторыя сквозь сльозы говорили про милость вашу, што оне еще такова для вас не заслужили за шоб их так в короткое время награждать их. При сем посылаю список вам всей команде, которая теперь здесь. А тысечи рублиов матушка не достала и я дополнил червонными, и у нас здесь было много смеха над гренодерами об червонных, когда оне у меня брали, иныя просили для тово што не видовали и опять их отдавали, думая што оне ничего не стоят. Посланной Чертков к вашему величеству обратно еще к нам не бывал и для того я опоздал вас репортовать, а сие пишу во вторник в девятом часу в половине. По смерть ваш верны раб Алексей Орлов».

«Вся команда» Орлова, судя по запискам Екатерины II и воспоминаниям Е.Р. Дашковой, состояла из четырех [2] В письме к Ст.-А. Понятовскому от 2 августа 1762 года Екатерина II пишет, что сначала (то есть до поездки в Ропшу) она дала Петру Федоровичу «для охраны его особы» «шесть офицеров и несколько солдат». Однако в особой записке, очень близкой по содержанию к упомянутому письму, императрица сообщает о том, что уже в Петергофе дала для охраны Петра Федоровича «четырех офицеров, под начальством Алексея Орлова» (Екатерина II. Записки. С. 566, 509). обер-офицеров (поручика М.Е. Баскакова, подпоручика князя Ф.С. Барятинского, поручика П.Б. Пассека и подпоручика Е.А. Черткова, упомянутого в письме), а также ста человек унтер-офицеров и солдат. Все они подбирались из разных гвардейских полков А.Г. Орловым и названными четырьмя офицерами 8.

Называя Петра Федоровича «уродом», Алексей Орлов использовал определение, данное племяннику Елизаветой Петровной и, по-видимому, закрепившееся за ним 9. Что касается болезни «урода», то вполне возможно, что в этом сообщении имелась большая доля правды. Так, Я.Я. Штелин в своих записках сообщает, что 29 июня после возвращения из-под Кронштадта императору «несколько раз делается дурно, и он посылает за священником тамошней русской церкви». Известно, что Петр Федорович сильно страдал от геморроя, так что не мог долго сидеть на одном месте, а постоянно ходил по комнате (об этом он сам пишет в ПФ1). К этому надо добавить, что Петр Федорович много пил вина, к которому пристрастился с десятилетнего возраста. По-видимому, А.Т. Болотов сообщает правдоподобные сведения о том, что бывший император испытывал от болезни такие страдания, «что крик [3] Вот что писал Болотов о голосе Петра Федоровича: «Голос у него был очень громкий, скаросый (по В. Далю, скоросый — сердитый, сварливый. – О. И.), неприятный, и было в нем нечто особое и такое, что отличало его так много от всех прочих голосов, что можно было его не только слышать издалека, но и отличать от всех прочих» (Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им для своих потомков. М., 1993. Т. 2. С. 111). Кричал же Петр Федорович по-немецки, поскольку, как рассказывал Н.И. Панин, только на этом языке и говорил (РА. 1879. Кн. 1. № 3. С. 364). и стенания его можно было слышать даже на дворе» 10.

«Здор», о котором упомянул А. Орлов как о «первой опасности», возможно повторял обещание Петра Федоровича, изложенное в несохранившемся его письме от 29 июня, в котором он якобы обещал уставить виселицами дорогу от Ораниенбаума до Петербурга. Подобная угроза вероятна в свете того, что Петр III говорил княгине Дашковой о необходимости возобновления смертной казни: «…Если проявить слабость и не наказывать смертью тех, кто этого заслуживает, могут иметь место всякого рода беспорядки и неповиновения». Правда, ни сама Дашкова, ни Екатерина II в своих записках об этом письме не упоминают. Однако хорошо осведомленный о событиях того времени секретарь датского посольства А. Шумахер пишет, что Петр Федорович «приказал тогдашнему кабинет-секретарю Волкову составить письмо в Петербург Сенату, в котором он строго взывал к его верности, оправдывал свое поведение в отношении собственной супруги и объявлял юного великого князя Павла Петровича внебрачным ребенком. Но офицер, которому повелели доставить это послание, вручил его императрице, а она, как легко можно заключить, не сочла полезным его оглашать» 11. «Другая опасность» – желание Петра Федоровича «в прежнем состоянии быть», то есть отказаться от своего письменного отречения (если оно вообще существовало; об этом ниже в очерке, посвященном Теплову) от императорского престола, последовавшего 29 июня. Опасность, несомненно, грозная в тот неясный переходный период.