Фаина Гримберг - Примула. Виктория

Ведь Шотландия так отдалена от Лондона, да, в сущности, и от самой Англии. Но жилища шотландских лордов были не по душе принцу. Эти суровые феодальные крепости, щетинившиеся бойницами, эти сумрачные залы, эти винтовые лестницы, — всё это никакого отношения не могло иметь к мирной, частной, семейной, современной уютной жизни! Эти замки возможно было осаждать, брать приступом, защищать; возможно было броситься с высокой башни, возможно было мчаться верхом, спасаясь от погони, выскакав отчаянно из ворот... Но жить?.. Жить рядом с тенями Джеймса Босуэла и Марии Стюарт?... О нет!..

Для нового дома выбрана была живописная местность — Бэлморал. Здесь Виктория и Альберт проводили время с детьми, играли в крокет, устраивали пикники. Здесь, в комнатах, где жила семья, ничто не напоминало о дворцовой обычной обстановке, не было и следа королевской роскоши. В этих комнатах разместилась, казалось, обычная и счастливая буржуазная семья. В столовых и гостиных на стенах — простые для восприятия пейзажи, оленьи головы — тщательно сделанные чучела — глядят со стен стеклянными глазами — в Бэлморале принц Альберт часто отправляется на охоту... Времена, когда королей окружали не только расточительницы-фаворитки и жестокие временщики, но и гениальные художники, те времена безвозвратно удалились в вечность. Теперь семейная жизнь королевской семьи, вкусы королевской семьи, — всё это является идеалом отнюдь не богемных живописцев и развратных аристократов, но приличных буржуа с их понятиями о благопристойности. И, в сущности, это очень даже хорошо! Страна научилась, хорошо научилась быть нравственной. Для большинства людей, обыкновенных людей, это очень важно; это гораздо важнее, к примеру, искусства и литературы, которые напитывают душу, однако нравственности отнюдь не учат! Но обыкновенным людям — а их на свете большинство — нравственность необходима!.. Виктория, Альберт и дети были как раз такими обыкновенными людьми в своей семейной жизни; всей своей семейной жизнью они словно бы говорили, говорили спокойно, без пафоса: Будьте такими, как мы, будьте аккуратными, бережливыми, нравственными... И страна прислушалась!..

Замок Бэлморал по виду напоминал всё же старинную крепость. Но он уже не был настоящей крепостью, на стенах которой мелькают в лунном свете кровавые призраки мятежных баронов. Бэлморал являлся крепостью романтической, он был игрой в крепость, игрой в романтику.

Внутри было уютно, внутри праздновали победу простые буржуазные вкусы. Альберту нравилось в Шотландии, в огромной прихожей замка теперь висел его портрет в шотландском народном костюме. Мебель была уютно обита клетчатой материей. На стенах — дагерротипные — в золочёных рамочках — фотографии детей — кудрявых, в локончиках, в пышных платьицах и панталончиках — прекрасных буржуазных детей...

Вечная «Таймс» тотчас же откликнулась на новоселье королевской семьи карикатурой, изображающей принца Альберта в шотландской клетчатой юбочке, в килте. Однако... вероятно, именно потому, что в Англии давно уже позволено газетам помещать карикатуры на королей, монархия в этой стране благополучно продолжает своё существование!..

Но втайне принц не был настолько уж буржуазен. Конечно, в Бэлморале выдавалось много дней, когда семья в сопровождении нового камердинера принца, настоящего шотландца Джона Брауна, проводила время среди яркой природы, на свежем воздухе. Дети весело бегали и перекликались. Вики, мать семейства, уверенная в себе, счастливая, собирала домашних, собственноручно вынимала из корзины кружки, тарелки, бутылку имбирного эля, ветчину, холодного цыплёнка, пироги... Но выдавались и другие дни, когда принц просыпался поздно, далеко за полдень; звонил, и тотчас, бесшумно ступая (он, оказывается, умел ступать бесшумно!) в отдельную спальню входил Джон Браун, неся перед грудью поднос с чашкой чая и кипой газет. Это был фарфоровый старинный поднос — севрский фарфор...

Джон Браун раздвигал зелёные шёлковые портьеры на блестящей синей подкладке, закрывавшие три высоких окна.

— Вы сегодня хорошо выспались, мистер? — спрашивал верный слуга запросто.

— О да! — принц подавлял зевок и спрашивал: — Который час, Джон?

— Четверть второго, мистер.

— Как поздно!..

Альберт садился в постели и, попивая чай, разбирал газеты. В одиночестве он праздновал короткое время мужской свободы, столь необходимой для отца семейства, то есть периодически необходимой!..