Фаина Гримберг - Примула. Виктория

Шарлотта уже написала своё письмо, написала без единой ошибки, без единой помарки! Но она ни на что не надеялась.

— Кто возьмёт в жёны такую бедную принцессу, как я? — спрашивала она грустно у своей ближайшей подруги Иды фон Бюлов.

Кто знает, какого риторического ответа ожидала теперь Шарлотта на свой риторический вопрос. И вдруг раздаётся радостный рожок почтальона. Опять же — как в сказке!

— Принцесса, это — жених! — восклицает Ида.

Почтальон привёз письмо короля Англии. Молва называет этого правителя красивым и даже блестящим. Король отвечает Шарлотте:

«Принцесса! Вы написали такое замечательное письмо, оно делает честь Вашему сердцу и уму, поэтому приезжайте сюда и будьте королевой Великобритании и верной женой Вашего покорнейшего слуги — Георга».

И принцесса вприпрыжку летит по лесенке в свою светёлку и велит камеристке укладываться. И вот уже сундучки погружены. И на белой яхте Шарлотта плывёт в своё новое отечество. В парадной гостиной (на яхте есть и гостиная, и столовая, и будуар!) Шарлотта играет на клавесине. Яхту окружает целая флотилия, разубранная вымпелами и флагами.

На берегу принцессу встречает жених!

Они встретились и поженились и многие годы вели самую простую и счастливую жизнь, какую только могут вести счастливые супруги. Разумеется, недоброжелатели уверяли, будто увидев дурнушку-невесту, Георг поморщился. Но он стал ей верным и преданным мужем, а она ему — любящей, преданной женой. У них устраивались простые развлечения, самые простые и невинные: деревенские танцы, на которые приглашалось десять-двенадцать пар, и честный король танцевал вместе со всеми по три часа кряду под одну и ту же музыку; а после такого скромного удовольствия они отправлялись спать натощак (голодные придворные понемногу роптали!) и вставали назавтра чуть свет, с тем, чтобы вечером, быть может, снова пуститься в пляс; или же королева садилась за маленький клавесин, — сам Гайдн [28] ...сам Гайдн... — Франц Йозеф Гайдн (1732—1809) — выдающийся австрийский композитор. находил, что она играет недурно! В отличие от своего деда Георг III не пренебрегал книгами. Он любил читать вслух своей милой жене. По утрам он просматривал газеты и журналы. Он отменил утренние воскресные приёмы, он отменил нечестивые карточные игры. Но, как уже было замечено, он вовсе не был чужд невинных удовольствий, вернее, таких, которые почитал невинными. Он покровительствовал искусствам, он любил театр и уважал актёров. Он решился было учредить орден Минервы [29] ...орден Минервы... — Минерва — древнеримская богиня мудрости, аналог древнегреческой Афины. для награждения учёных и писателей. Рыцари этого нового ордена должны были идти по старшинству сразу после рыцарей ордена Бани и носить соломенно-жёлтую ленту с шестнадцатиконечной звездой. Но среди учёных мужей началась такая драка за этот орден, что от затеи пришлось отказаться, и Минерва с шестнадцатиконечной звездой так и не снизошла на землю Альбиона.

Георг III запретил расписывать стены собора святого Павла, он считал подобные росписи папистским обычаем. Поэтому собор украшен был только статуями. Оно, может, и к лучшему. Хороших живописцев в Англии было мало, а Рейнольдса король не любил.

Король, так же как и его жена, был охоч до музыки. Он понимал в музыке толк и сам был неплохим музыкантом. Уже больной и слепой, он выбрал для концерта старинной музыки отрывки из «Самсона-борца», великолепной оратории Генделя. В этих фрагментах речь шла о слепоте и рабстве Самсона [30] ...о слепоте и рабстве Самсона... — Самсон — библейский герой, богатырь, был ослеплён своими врагами и находился у них в рабстве. , о его горе. В дворцовой капелле исполнили заказ короля. Он отбивал такт свёрнутыми в трубку нотами. А если какой-нибудь паж у его ног отвлекался от слушания величественной музыки и обращался к другому такому же мальчишке, пытаясь начать прерывистую болтовню, старый король стукал нотами по глупой мальчишеской голове, прикрытой белым пудреным паричком.

Театральные вкусы Георга III отличались известным своеобразием. Он не слишком любил Шекспира и трагедию; зато фарсы и пантомимы приводили его в восторг, и над паяцем, глотающим морковку или связку колбас, он хохотал так самозабвенно, что сидевшая рядом королева вынуждена была шептать ему на ухо:

— Мой всемилостивейший король, будьте сдержаннее!

Но он всё равно хохотал до упаду.

Он любил также бывать в соборе святого Павла в День приютских детей, когда они звонкими голосами пели гимны.