Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Книга вторая

Целиком погруженный в службу, Ратников вникал в вопросы межнациональных отношений только, так сказать, в прикладном порядке, связанные с состоянием воинской дисциплины в его подразделении. А в частях несущих боевое дежурство до сравнительно недавнего времени личный состав был достаточно однороден: русские и украинцы составляли подавляющее большинство. Но лет, эдак, пять назад, будучи в командировке в Алма-Ате, Ратников, тогда еще майор, поселился в четырехместном гостиничном номере с тремя директорами школ, двумя казахами и одним немцем (в Казахстане проживало довольно много немцев выселенных в Отечественную войну с Украины и Поволжья). Директора приехали из глубинки на свое совещание. Как-то уже поздней ночью, Ратников, привыкший спать чутко, в ожидании тревог, проснулся от приглушенного, вполголоса разговора своих соседей. Говорили по-русски, так как, видимо, немец не знал казахского. Директора-казахи пытались в чем-то убедить директора-немца. Притворившись по-прежнему спящим, Ратников прислушался и понял, что речь идет о художественной литературе. Они говорили об известных писателях и вешали на них «ценники» по своему усмотрению. Немец не возражал и не поддерживал, он в основном слушал. Даже поверхностно знакомому с темой разговора Ратникову стало не по себе, когда, видимо, подвыпившие самородные критики сравнивали Пушкина с Абаем, а Толстого с Мусреповым. Причем в обоих случаях собеседники (кроме немца) приходили к однозначному выводу, что мастерство и талант их земляков заметно выше. Затем они сформулировали еще один вывод, что только колониальная зависимость от России, как до, так и после революции, не позволили этим казахским гениям стать столь же знаменитыми во всем мире. Ратников хоть и происходил из деревни, но за годы учебы в военном училище и после, благодаря регулярному чтению журнала «Юность», стал, как ему казалось, неплохо разбираться в современной литературе, но что касалось старой классической литературы, о которой и шла речь… Полусонное состояние и полное незнание творчества упомянутых казахских авторов, и довольно смутное, ограниченное рамками полузабытой школьной программы, своих гениев, удержало Ратникова от вмешательства в ту дискуссию. Но до него дошло – эти педагоги не сами додумались до такого рода сравнений, это им внушили, или к тому подвели на совещании какие-то весьма авторитетные лица, не сомневаясь, что слушатели доведут услышанное до своих коллег и учеников. С той поры Ратников с предубеждением относился к казахам-интеллигентам. Серьезнее к межнациональным отношениям заставил отнестись и возросшая «пестрота» национальностей в казарме, все чаще на этой почве возникали проблемы.

Идти на поклон не хотелось, но замполит уже проследовал через проходную и Ратников почти по инерции двинулся следом.

– Петрович?! – уже на территории завода догнал офицеров вахтер. – Если не договоришься, не даст, у меня с десяток хвостов найдется, поделюсь.

Подполковник благодарно кивнул в ответ.

В небольшом кабинете за столом сидел среднего роста щуплый человек лет 28-30-ти. Красноватые воспаленные глаза устало и отчужденно взирали на вошедших из-за стекол очков в дешёвой «школьной» оправе, отчего узкий разрез глаз директора казался еще уже. Ратникова сразу же внутренне возмутило то, что новый хозяин кабинета, в который он столько лет, что называется «открывал дверь ногой», не предложил им сесть, а молча разглядывал, как инопланетян. В сознании подполковника сразу возникла ассоциация: «чертов чабанский сын, специально выдерживает нас на ногах, кайфует, дескать, мои предки перед каждым казаком, не говоря уж об офицерах, трепетали, а тут передо мной целый подполковник навытяжку стоит». Ратников без приглашения, с силой выдернул из под стола ближайший к нему стул, и с независимым видом уселся. Пырков остался стоять, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

– Я вас слушаю? – с нескрываемой досадой произнес, наконец, директор и откинулся на спинку стула.

Поздние гости ему явно помешали. На столе лежали листы исписанной бумаги и включенная электронно-счетная машина. Конец года заставлял сидеть на работе допоздна, с головой окунувшись в тонны, проценты, рубли… В тоне, котором был задан вопрос, Ратников тоже уловил полное пренебрежение к своей персоне. Злоба медленно подступала откуда-то снизу к горлу. Замполит, хорошо знавший своего командира, попытался взять инициативу на себя: