Денис Драгунский - Дело принципа

– Не случайно, – сказала Грета. – Вовсе не случайно. Я, барышня, так вас люблю, и вы меня теперь любите. Мы теперь всегда вместе будем жить? Всегда, правда?

– Всегда, – ответила я. – Всегда.

– Поэтому надо правду сказать, – сказала Грета. – За вранье бог накажет. Этот ваш Фишер меня вызывал на разговор. Он мне все объяснил. Умный такой человек, спокойный, убедительный.

– Ну, ну, – поторопила я.

– Он мне рассказал, что ничего тут стыдного нет. И что это очень даже с давних пор. И что сейчас очень многие даже знатные дамы, и графини, и богачки вот так живут.

– Ну, – спросила я, – и что?

– Вот и я решила: раз так, то пускай так и будет. Значит, судьба моя такая. Я же не зря вас, барышня, полюбила, когда первый раз увидела. Вам, наверное, лет восемь было, а может, и того меньше. Прямо хотела вам ножки расцеловать. Вот я и подумала, зачем нам в таком разе ребенок? И решила.

– Что? – спросила я.

– Пошла в подвал к работницам. Они меня к одной бабке повели. Она мне туда что-то впустила. Вроде мыльного раствора. Но я не знаю точно. Что-то разводила в мисочке, а потом клистиром впускала. – Грета взяла мою руку, прижала к губам и сказала: – Вот я теперь совсем свободная для вас.

– Грета, – сказала я. – Грета, Грета, Грета. Прости меня, что я тебя… Ну, в общем, во всё это втянула. Во все эти дела. Я пришлю тебе денег. Придет человек с деньгами, с вещами. Уезжай. Я тебя не могу больше видеть.

Я встала и пошла к двери.

– Барышня! – закричала Грета. – Стасечка!

Да, она меня уже так называла, я два раза к ней приходила ночью, то есть перед сном, просто поцеловать, погладить по головке.

Мне показалось даже, что она встает с кровати.

Что-то упало, стеклянное или жестяное. Я не обернулась.

Выскочила наружу, примчалась домой и велела Мицци и Генриху немедленно собрать Гретины вещи, отвезти их в больницу. Я дала Генриху денег, чтобы он расплатился с врачами и вообще все устроил: чтобы отправил девицу Мюллер восвояси. Только не к нам в имение, а куда она захочет. Главное, с глаз долой.

Папа наблюдал за всей этой моей суетой, стоя в дверях гостиной. В тех дверях, которые соединялись с коридором, ведущим в его и дедушкину комнаты.

– Ты очень жестокая, – полусказал, полуспросил он.

– Нет, не очень, – сказала я. – Как раз вот ровно настолько, насколько надо. Поверь мне.

– Кстати, – вспомнил папа, – ты столько раз спрашивала меня про наши отношения с мамой. Изумлялась, возмущалась, не верила, осуждала, жалела и все такое. Буря чувств и мыслей, – папа даже всплеснул руками. – Вот неделю, кажется, назад, а может, даже десять дней назад. Дай-ка я посмотрю в блокноте, когда это точно было…

– Не надо, – сказала я. – Ну что там было примерно неделю назад?

– Я сказал тебе, что мы с мамой встретились и поговорили, а ты даже не поинтересовалась, как и что.

– Извини, – сказала я.

– Ты меня изумляешь, – сказал папа. – Тебе это на самом деле неинтересно?

Мне это на самом деле стало неинтересно. Однако я спросила:

– Ну что там стряслось?

– Стряслось, – сказал папа. – Кое-что стряслось. Спешу тебя обрадовать. Эти годы пошли твоей маме, а моей любимой жене, мы ведь не разведены, как ты знаешь… Мы же католики… Эти годы пошли ей на пользу. Мне кажется, она многое перечувствовала и передумала.

– «Пере-» в смысле «через» или в смысле «наоборот»?» – спросила я.

– В смысле иди ты к черту, – сказал папа и замолчал обиженно.

Я пожала плечами и повернулась с мыслью идти к себе.

Честное слово, мне было не до папиных поздних любовных метаний.

– Мы решили снова жить вместе!.. – крикнул папа мне в спину. Я остановилась не оборачиваясь. – Мы решили все начать с начала. – Папин голос дрожал, трепетал и даже чуточку слезился. – Мы вспомнили нашу юность. Нашу любовь. Салоны поэтов. Ночные прогулки. Аллеи и рощи в имении. Это неразменное золото, Далли! Мы не имеем права его расточать в ссорах и разлуках.

– Вы поедете в свадебное путешествие? – я обернулась.

– Представь себе, да! – сказал папа. – В сентябре. Во Францию.

– А мамин и твой тоже как будто сын, этот итальянец? Он будет жить тоже с вами?

– Со всеми нами, – сказал папа. – Конечно, с нами. Я его еще не видел, но мама уверяет, что это обворожительный молодой человек. Впрочем, возможно, что он поедет учиться. И ты тоже.

– Что и я тоже ?

– Ты тоже поедешь учиться. Мы с мамой так решили. Раз ты такая талантливая девочка. Твои учителя говорят об этом. Тебе надо дать образование. Хорошее образование. Это так современно – образованная молодая женщина. История искусств. Или, например, русская литература. Твой, как его, ах да, Яков Маркович говорит, что ты удивительно хорошо говоришь по-русски и разбираешься в тайнах русской души, как она явлена в книгах великих русских писателей. – Папа говорил как по-писаному. С ним всегда такое случалось, когда он чем-то увлекался. Сейчас, очевидно, его увлекла идея спровадить меня куда подальше. – В Петербург, – сказал папа, – или в Париж. Выбирай.