Владимир Афиногенов - Белые лодьи

И захохотали.

Возле базилики горело множество свечей: маленькие, которые держали в руках верующие, и взрослые и дети, и большие свечи, в рост человека и толщиной с руку, стоящие на железных подставках возле колонн и у входов в нефы.

И вот распахнулись медные двери и начался крестный ход. Доброслав Аристею узрел сразу. Она шла в ряду за митрополитом. Клуд и его узнал тоже, потому что не только раньше видел, но, привозя к нему во двор соль и дары от тиуна, не раз получал от отца Георгия разные указания. И протосфария увидел, у которого тоже бывал не единожды. Но впереди процессии двух идущих, в монашеском облачении, не встречал здесь ни разу и не мог определить — кто же такие?

Один худой, высокий, с горящими, умными глазами, другой пониже, с плечами атлета, в ловко сидящей на нём чёрной, длинной, с широкими рукавами рясе, подчёркивавшей его гибкую сильную талию. Глядя на него, Доброслав подумал: «Такому не рясу носить, а кожаный панцирь воина…» В руках монахи держали иконы — Христа Пантократора и Богородицы.

Аристея в ярко-красном пеплуме, надетом поверх синей столы, держа за руку мальчики, своего сына, и неся зажжённую свечу, ступала прямо и величественно. Ярко пламенел на её голове венок из свежих роз. Доброслав сразу обратил внимание на этот венок и сразу подумал: «А тогда у Мерцаны, стоящей в лодье, тоже был венок на голове, но сплетённый из полевых цветов…» И от этого сравнения сердце невольно ворохнулось в груди, и будто повеяло жаром летнего степного ветра, во рту стало сухо, и Клуд сглотнул подступивший к горлу ком.

И тут Аристея обернулась и увидела Доброслава. Глаза её сразу наполнились неподдельной радостью и ещё каким-то чудесным светом, которые, наверное, могут заметить только у любимых влюблённые… Свет этот проник в самую душу Доброслава, наполнив целиком всё его существо ощущением красоты жизни и утреннего чистого неба…

Улыбнулся он молодой женщине от души и толкнул в бок чернобородого:

— А карлик, Дубыня, наверное, тоже кого-то сильно любил. Как хорошо назвал он свою таверну… «Небесная синева»…

Заворожённый необыкновенным зрелищем, Дубыня, кажется, пропустил эти слова друга мимо ушей.

Когда заканчивался крестный ход, сын Аристеи поднял глаза и увидел Доброслава.

— Мама! Мама! Колдун! — громко закричал он.

— Колдун… Колдун… — прошелестело среди толпы, и многие закрестились.

Мальчик освободился от матери, подбежал к Доброславу и уселся ему на вытянутые руки. Клуд поднял его и поднёс к своему лицу.

— Ну, здравствуй, малыш!

— Колдун… Колдун… — не унималась толпа.

Аристея обомлела, потом горячо зашептала что-то митрополиту, тот посмотрел в сторону Доброслава и улыбнулся. Толпа, увидев улыбку своего пастыря и сидящего на руках молодого мужчины мальчика, озорно смеющегося, стала успокаиваться.

— У-у, как ты напугал всех своим восклицанием, — корила потом Аристея сына, — надо же было тебе закричать: «Колдун!» Дурачок… Разве этот дядя колдун? А, малыш?…

— Мама, но ведь его так все зовут…

— Неправильно зовут, — с улыбкой сказала Аристея. — Его надо звать Доброслав… Понял меня?

— Понял, мама… Доброслав, а где Бук?… Помнишь, ты говорил, что у Буки будет сын и ты покатаешь меня на нём…

— Помню… И выполню своё обещание. А Бук сейчас во дворе хозяина таверны «Небесная синева», где мы остановились, — сказал скорее не для мальчика, а для мамы. — Не могли же мы взять его с собой на крестный ход…

— А мы живём на подворье у митрополита. Приехали причащаться и кое-что купить.

— Аристея, мне нужно поговорить с тобой, — перепоручая мальчика Дубыне, сказал Клуд. — Это очень серьёзно.

— Я же для тебя Настя, Доброслав. Или забыл?

— Нет, не забыл, — смутился Клуд.

— Поговорить… А как? Вон идёт ко мне служанка. Её нанимал муж, и она следит за мной. Приходи завтра утром на подворье.

— Но меня там все знают…

— Тогда я отошлю служанку с сыном куда-нибудь и смогу с тобой встретиться. Где?

— Я пришлю за тобой Дубыню.

— Это того, который чуть не убил оглоблей нашего Аристарха? — Аристея с улыбкой взглянула на друга Доброслава, который беззаботно играл с её сыном. — Хорошо, я буду ждать его сразу после заутрени…

На другой день Дубыня привёл в таверну «Небесная синева» закутанную в паллий с ног до головы Аристею. Узнав о том, куда они должны пойти, она даже не стала размышлять, удобно ли это для замужней женщины или нет… Не страх владел ею, не любопытство, а нечто значительное: во-первых, вера в честность и добропорядочность Клуда, во-вторых, желание оказать помощь, потому что Дубыня сказал, что они нуждаются в ней, и в-третьих… Аристея очень хотела увидеть Доброслава, посмотреть ему в глаза и обрести от его близости чувство простоты и покоя… Вся эта суета сует, особенно в последнее время: собирание дани её мужем, крики и слезы наивных поселянок, взывающих к милосердию, убийства, трупы, разговоры о распутстве византийской и херсонесской знати, ежедневные выстаивания на молитвах в душных, источающих запах ладана и сальных свечей нефах базилик…