Андрей Зайцев - Драккары Одина

— Ты думал обо мне?

— Очень часто. Даже хотел снова забраться в эту глушь, где мы встретились, но как-то не выпало.

— Даже если ты обманываешь меня, все равно — мне приятно, — прошептала она ему на ухо, нежно прикасаясь губами.

За эти годы у Олафа было несколько женщин. Первая из них, Ягмира, холодная, загадочная, расчесывающая роскошные волосы гребнем из кости убитого любовника... Она осталась где-то там, на берегу Балтики, окруженная своими богами —- Триглавом и Свентовитом, Потом была Ингрид из Упсалы, и Гунхильд из Далекарлии, обладавшая тяжелым нравом. Она обещала убить его, если он ее покинет. Ульберт с усмеш­кой сказал ему тогда, что ей трудно будет выполнить обещание, если Олаф вдруг исчезнет.

Лица, лица... Целая вереница лиц. Все, кого он видел за эти годы, надежды, измены, расставания и всегда — борьба за жизнь.

— Я знала, что ты жив... но не хотела часто ворожить. Другие женщины обнимали тебя...

— Жизнь берет свое.

— С кем ты хочешь плыть?

— С Асбрандом.

— Я слышала о нем.

— И что ты слышала?

— Асбранд, он... тебе надо быть осторожным с ним.

— Всегда надо быть осторожным.

— Асбранд любит только себя. Ходят слухи, что многие из тех, кто отправлялся с ним в плавание, потом бесследно пропадали.

— Викинги умирают везде. Но хуже всего, если в своей постели, — бесстрастно проговорил Олаф.

— А если тебе поступить на службу к конунгу Харальду? — Хельга искала возможность оставить его рядом с собой и понимала, что это трудно.

— Как мне известно, он не терпит своеволия. А я люблю свободу.

Сказав это, Олаф почувствовал, что его слова задели женщину.

Что же, она нашла его, чтобы вновь потерять? Но, может быть, служба у Хорфагера и есть то, что ему нужно?

— Подожди... — Хельга встала с постели, набросив на голое тело шкуру лисицы.

— Я рада, что ты носишь мой амулет, Олаф, — сказала она, зажигая свечку. — Моя частица всегда с тобой. Как и теперь твоя частица будет во мне.

В полумраке своего жилища, со шкурой лисицы на пле­чах, Хельга была похожа на древнюю деву-прорицательницу, которые когда-то бродили по этой земле, открывая людям будущее.

— Знаешь, Олаф, откуда пошел род ведьм?

— Нет, — признался он честно.

— Однажды Локи, хитрый и многознающий, нашел на тлеющих углях догоравшего костра сердце злой женщины. Съев его, он стал прародителем рода всех ведьм... Локи, тот, кто может быть и мужчиной и женщиной, тот, кто Одину со­перник во всем...

Она достала деревянные палочки длиной не больше ладони, с вырезанными рунами.

— Видишь, Олаф? Боргни передала мне магию рун, что идет от Бельторна. Рунстафар зовется она... Один — тот, кто овладел этой магией, стало быть, первый колдун на земле! Но есть магия ванов, что враждовали с асами. Они умели найти траву, что лечит болезнь, или войти в душу того, кто знает тайну Девяти миров... — Хельга помолчала. — Знаешь, нынешний конунг Харальд не любит колдунов. Есть те, кто колдует при помощи зелья. Они зовутся «сельдконор», то есть те, кто умеет врачевать или привораживать, заваривая особые зелья, дающие силы или приносящие смертельную болезнь. Боргни хорошо умела это делать, но я не училась этому. Больше всего меня притягивает гадание по рунам. Это мое ремесло.

Олаф слушал ее, вдруг отметив, что тело его становится маленьким как у карлика. А Хельга? Она становилась большой, огромной как великанша Скади... Крохотный Олаф, семеня ножками, бродил по земляному полу возле гигантских ног Хельги... Он был как маленькая мышь, попавшая в незнакомое место. «Смотри, Олаф!» — слышал он звучный голос Хельги, от которого холодело в груди. Деревянные стены жилища превратились в огромные каменные сооружения. Они чем- то напоминали постройки из камня в Лунденборге, которые возвели еще древние римляне. Но эти причудливые камни казались созданием неземных существ, во всяком случае, не обыкновенных людей... Внезапно Олаф догадался: эти чудо­вищные камни, расставленные в особом порядке, воздвигли великаны, древнее племя, о которых сейчас лишь доходят легенды. Великаны могли соперничать с асами в мудрости и силе, но судьба их была несчастлива...

— Олаф, Олаф, проснись!

Он открыл глаза и увидел, что Хельга, склонившись над ложем, с тревогой смотрит на него. Через открытую дверь он разглядел серое марево рассвета.

— Как же крепко ты спал! — в ее голосе была слышна и укоризна и боль. — Ты напугал меня.

— Знаешь, я видел странный сон... — он провел ладонью по лицу, как бы стряхивая сонное оцепенение. — Будто я стал маленьким, как гном, а ты...