Дарья Аппель - Девятый всадник. Часть 3

Граф изумленно воззрился на своего знакомого.

«Зачем вы так говорите?» – только и сказал он.

«Вы не знаете, что я делал и творил», – Строганова несло, и Ливен очень этому удивлялся – они же ни рюмки не выпили. Столовое красное вино, поданное к обеду, не считается, с него так не развозит. Очевидно, что-то давно мучило Поля, и пришла пора ему этот камень с души скинуть.

Любой другой на месте Ливена побудил бы графа Павла к дальнейшим откровениям, но тот их пресек, сказав:

«Вы ничего такого не делали».

«Делать революцию – это все равно что вскрывать нарыв», – произнес Строганов задумчиво. – «Вам никогда не вскрывали? Когда оператор проводит по опухоли ланцетом, то сначала брызжет гной, потом идет кровь, иногда очень много крови… Но затем все зарастает и становится лучше…»

«Но на месте нарыва часто образуется рубец», – продолжил Кристоф. – «След остается. А иногда вообще больное место лучше не трогать, а постараться избежать нагноения сразу же, как только началось воспаление… Политика и впрямь, как погляжу, сильно походит на медицину. Те же методы ровно».

«Именно», – произнес Строганов. – «И наша задача – оздоровить Россию и не допустить, чтобы ее раны совсем загрязнились. Если их можно будет излечить припарками и мазями, то я буду только за… Но, как показывает практика, на подобного рода недуги долго не обращают внимания, надеясь, что они сами как-нибудь рассосутся».

«И очень зря», – договорил Кристоф. – «Потому как следы революции, увы, необратимы».

«Я это понял только сейчас», – вздохнул граф Павел. – «Но тогда…»

«Тогда вы были отроком», – оборвал его Ливен. – «И подчинялись старшему».

«Поймите, что и потом я думал, будто бы со мной поступили несправедливо», – Строганов решился на откровения, и Кристофу они были несколько в тягость. К тому же, он догадывался, что, вывалив свою долю признаний, его визави потребует того же от него.

«Я полагал, что только там был свободен и счастлив, а очутившись здесь, подумал, что заперт в клетке…», – он почти что плакал. – «Да вы, небось, не понимаете».

«Я все прекрасно понимаю… Вам, верно, доносили, где я был в Девяносто пятом», – со вздохом начал Кристоф.

«Что-то такое слышал, но полагал сие преувеличением… Неужто это правда?»

Граф Ливен обреченно кивнул.

«Когда я вернулся, то понял, что уже разучился находить счастье в мирной жизни», – добавил он, опустив глаза. – «И на моих руках поболее крови, чем на ваших. Пусть я носил не фригийский колпак, а Сердце Христово на груди».

«Вы рисковали всем. Если бы узнали, то могли бы и на гильотину отправить… Равно как и меня», – добавил его собеседник. Глаза его из голубых сделались темными, тревожными.

«Но полно говорить о прошлом», – прервался он. – «Оно для того и дано, чтобы строить будущее».

«Скажите, почему Новосильцев так ненавидит князя Адама?» – рассеянно спросил Кристоф, задумавшись о чем-то своем.

«Все очень просто. Полагает, будто я слишком много с ним общаюсь», – произнес граф Павел. – «И будто бы тот имеет на меня слишком много влияния… Знаете, вы правы. Мне давно уже надо отстранить Николая от себя. Но, коли мы заняты в общем деле, то, покамест сие дело не будет окончено, я ничего не могу сделать с этим».

«Поэтому в ваших интересах закончить все как можно быстрее», – закончил Кристоф. – «И я вам в сем постараюсь помочь».

«Буду вам крайне в сем признателен, Христофор Андреевич», – проговорил Строганов несколько отстраненно.

…«Кажется, мне удалось расколоть квартет», – подумал граф Ливен, выйдя на улицу, в стужу и ветер, неприятно охватившие его после теплоты дома, в котором он провел немало времени. Торжества от осознания своей победы он не испытывал и подумал, что делиться этой новостью с Долгоруковым лучше не нужно. У того и так возникнут вполне правомерные вопросы, почему, мол, Кристоф общался с «квартетом» за его спиной, да еще и в друзья напросился Строганову, и придется долго, как ребенку, разжевывать ему свои мотивы. Пусть лучше князь Петр и прочие увидят результаты – дела сделаны, при этом каждый остался на своем месте, да еще и выиграл от этого, насколько возможно. «А с Новосильцевым надо было быть поосторожнее…»

В следующую минуту он мигом вспомнил подходящую случаю пословицу: «Quand on parle du loup, on en voit la queue» («О волке вспомнишь, уже и хвост видать»). Новосильцев догнал его, одетый весьма легко, и махнул рукой.

«К сожалению, мы с вами не попрощались, как следует», – проговорил Николай с нарочитой любезностью, вызвавшей в Кристофе некую оторопь и сожаление о том, что придется вступить в разговор, дабы не прослыть нелюбезным букой.