Дарья Аппель - Девятый всадник. Часть 3

«И к чему теперь удивляться, что государь выбрал Нарышкину?» – вспомнил Долгоруков.

«Скорее, теперь не удивляться, а огорчаться надобно», – возразил ему Кристоф, потягивая трубку. – «Попробуй-ка быть перейти дорогу государю нынче».

«Тем обиднее, так как мадам графиня строгими нравами никогда не отличалась», – дополнил его князь Петр.

«Остается только любоваться со стороны, благо, там есть на что посмотреть», – Кристоф вспомнил дивную, словно с картины старинного живописца сошедшую графиню Марию Нарышкину. Потом отчего-то подумал, что вся ее родня нынче осталась более чем приближенной ко Двору.

«Да, не то что раньше», – усмехнулся Долгоруков. – «Впрочем, как ты там говорил: „Подобное тянется к подобному“?»

«Учти только, что это сказал не я», – Кристофу отчего-то стало мутно на душе, лишь только друг намекнул на покойного Павла. Его всячески старались забыть, а если вспоминали, то с молодечеством. Каждый его знакомый при откровенном разговоре непременно упоминал, что поучаствовал в «славном деле» и вовсю преувеличивал свою роль в заговоре. Даже сидящий нынче напротив Кристофа князь Петр, который был при своем полку, но на страже не стоял, всячески намекал, что «помогал избавиться от тирана». Граф Ливен понимал чувства тех, кто так полагает, но высказанные вслух, они носили в себе нехороший осадок. Еще и государь мрачен и растерян, даже высказывал давеча при нем, Кристофе, и Волконском, что не хочет короноваться. «Я готов уступить трон матери», – произнес Александр отчаянно. – «Раз она сего от меня добивается своим молчанием и тихим презрением. Лишь бы меня простили…» Конечно, Ливен и Волконский начали его хором переубеждать не совершать столь опрометчивых поступков, а покориться воле всевышнего.

«Я вот что думаю», – произнес Ливен, переводя разговор на другое. – «Только не обижайся. Видишь ли, Пьер, чем громче ты присваиваешь себе сомнительные заслуги, тем более отталкиваешь от себя императора. Знаешь ли, что с Паленом стало?»

«И по заслугам», – подхватил Долгоруков. – «Нечего было так вести себя!»

С Паленом вообще вышло нехорошо, но Кристоф старался об этом не думать. Вспомнил строки из письма Десятого, написанного им как раз накануне его отъезда в курляндское имение – навсегда: «Кому гнить, кому цвести… И ничему более не удивляйся». Кристоф тогда подумал, будто Десятый написал это послание, будучи мертвецки пьяным, и, судя по всему, был недалек от истины – строчки падали вниз, буквы были неразборчивыми, в нескольких местах письмо выглядело так, словно побывало в воде. «На его месте я бы тоже в запой ушел», – подумал тогда Кристоф.

«А так, я все, конечно, понимаю, не надо рассказывать», – продолжил князь Петр. – «Но мы-то большего заслуживаем, чем эти вот… Разве не согласен?»

«Нас всех пока оценивают по достоинству», – завершил его мысль граф Ливен, не желая поддерживать далее разговор про «вот этих вот», то есть, про Строганова, Новосильцева, Кочубея и отсутствующего пока Чарторыйского. С другой стороны, он также понимал чувства друга. Тот ухватился за возможность близости к государю мертвенно крепкой хваткой и не желает делиться ею с неприятными ему людьми. Про этот «квартет» Кристоф и сам не думал ничего особо хорошего. Аристократы, богачи, те, кому с детства все приносили на блюдечке, – вот кто они. В неприязни, однако, не было ничего личного. Как там говорил некий граф Меттерних, такой же надменный юнец, как этот Строганов или Новосильцев? «Классовая ненависть», вот правильное слово. И граф изумлялся своему другу, первому аристократу и князю из Рюриковичей – ему-то зачем эту классовую ненависть испытывать? У него ж все с самого детства было: богатство, хорошее образование, почет и уважение. Оказывается, и у такого, как Пьер Долгоруков, тоже есть кому завидовать.

«Кому что. Кого облечают личной дружбой, а кому подачки бросают, чтобы не бунтовали», – недовольным тоном проговорил Долгоруков.

«А хочешь ли ты сей личной дружбы?» – Кристоф посмотрел на друга пристально, так, что ему стало заметно неуютно под таким взглядом.

Сам граф отлично знал, чего это государево доверие на деле стоит. Оно приносит одни только проблемы, лишние хлопоты. Поэтому он не разделял амбиций своего друга, желающего непременно стать первым приближенным императора Александра. Самому Кристофу более всего хотелось, чтобы его наконец оставили в покое, дав хоть немного пожить жизнью частного лица. Поэтому он даже был рад, что в интимный кружок императора не вошел.