Виктор Алексеев - Соперник Византии

После нескольких штурмов Антиохии арабы отошли, так как не дождались вовремя подмоги и были напуганы приближением победоносных войск Варды Склира. Теперь у Цимисхия на востоке руки были развязаны, и он стал тщательно готовиться к войне со Святославом.

И еще одно немаловажное обстоятельство. В храме Святых апостолов на гробе Никифора Фоки стали появляться все новые и новые надписи, которые не только указывали, но и клеймили убийц.

«Тот, кто раньше был сильнее всех мужей и ничего не боялся, стал легкой добычей женщины и меча. Тот, кто держал раньше в руках власть над всей землей, покоится теперь на маленьком клочке земли. Того, кто раньше был особой священной, убила жена - член, казалось бы, единого тела. Так встань же, царь! Подними свое пешее и конное воинство, фаланги и полки!»

Это раздражало нового императора, тем более подчеркивало его неспособность остановить русов. «На нас во всеоружии устремляются скифские народы в безумном порыве, стремятся к убийствам, разные языки спешат к нашему городу, на вратах которого был недавно высечен твой образ. О император Никифор! Не презри, сбрось с себя камень, придавивший тебя! А не хочешь встать из гроба, хоть отзовись! А не хочешь и этого, то прими нас в могилу. Ибо - даже мертвый, ты побеждаешь всех, кроме жены, победившей тебя!..»

Это была позорная для Цимисхия надпись. Ведь всюду твердили, особенно внушали народу, что Цимисхий не худший, а лучший полководец, чем Никифор Фока. А власть, которую он украл путем убийства полководца, не способна защитить империю.

Цимисхий, появившись в Константинополе, прежде всего встретился с Феофано. Она пряталась в соборе Святой Софии, это было самое надежное место в столице - Феофано сразу же решила, где она может встретиться с Цимисхием: в покоях катихумений - специально устроенное ложе для императриц, куда не было входа никому, кроме патриарха и императора. Глянув на большое собрание богомольцев, Феофано медленно приблизилась к дверям, за которыми должны быть сторожа и откуда вела лестница вверх, прямо в ложу. Она тихонько приоткрыла дверь, стражи не было, но как только она побежала вверх, за спиной услышала строгие голоса:

- Стой! Стой!

Она прибавила силы, буквально влетела в ложу, села в кресло и сняла с себя черную шаль, которая укрывала ее лицо и все тело. Стража вступила в ложу и изумилась. Перед ним сидела императрица Феофано, которую они не раз встречали и провожали в ложу. Но они уже хорошо знали, что эта императрица в опале, вместо нее сейчас посещает катихумений Феодора, нынешняя императрица, жена Цимисхия. Они были в растерянности, но один из них посмел сказать ей:

- Госпожа! Ведь сейчас здесь сидит Феодора.

- Меня это меньше всего волнует, - ответила Феофано, - лучше позовите настоятеля собора.

Охрана удалилась, и тут Феофано стала яростно молиться, глядя сверху на алтарь и взывая Бога к милосердию. Эта самая, может быть, величайшая грешница в мире просила Господа о прощении и спасении: «Карие елейсон! Помилуй, Господи!»

Она вспоминала всех святых и даже Богородицу, которую в последнее время почему-то боялась. Появился настоятель собора, и Феофано уже потребовала встречи с самим патриархом Полиэвктом, но тот, пожав плечами, сообщил, что вот уже как месяц патриарх почил, а нового еще не избрали из-за отсутствия императора.

- Ну что ж, - решила Феофано, - я буду здесь до тех пор, пока император не появится в Константинополе. А пока распорядитесь, чтобы мне доставили из харчевни «Цветок Византиона [148] «Цветок Византиона» - харчевня, хозяин ее - отец Анастасии. » обед и ужин. Скажите, что для Анастасии, - и кинула прямо в руки настоятелю кожаный мешочек, полный золотых солидов.

Буквально через два дня утром рано Феофано услышала грохот открываемой железной двери в собор Святой Софии, воинскую команду и стук башмаков воинов этерии. Император шел впереди, но у двери катихумения остановил отряд и один поднялся по лестнице. Феофано тут же развернула кресло так, чтобы не оказаться спиной к базилевсу, успела даже посмотреть на себя в небольшое зеркальце, и на лице тут же появилась очаровательная улыбка, которая сводила всех мужчин с ума. Когда Цимисхий вошел в ложу, вздрогнул. Эта улыбка Феофано, как клеймо, пристала к нему во время заговора, и сверкала в день убийства Никифора в ее опочивальне, и сопровождала многие дни, даже в походах... Он попытался обнять ее, но она ловко отстранилась, боясь подвоха, хотя под корсетом прятала нож. Но улыбка сверкала, и голосом, похожим на журчание ручья, спросила: