Олег Михайлов - Громовой пролети струей. Державин

Когда Екатерина II выходила из залы, послышалось нежное италианское пение под орган: «Здесь царство удовольствий, владычество щедрот твоих; здесь вода, земля и воздух дышат твоей душой. Лишь твоим я благом живу и счастлив. Что в богатстве и почестях, что в великости моей, если мысль тебя не видеть ввергает мой дух в ужас? Стой и не лети, время, и благ наших не лишай нас!..»

— Григорий Александрович, — сказала растроганная императрица, — вы доставили мне живейшую радость... Один бог знает, как я ценю вас, и нет меры моей благодарности...

Потёмкин пал пред ней на колена и с неожиданной для себя, почти старческой слабостию заплакал. Екатерина II вздрогнула. Её острому взгляду в лице этого одноглазого великана, несокрушимого пьяницы, изобретательнейшего гастронома, ненасытного любовника, силача и патологического здоровяка, на мгновение открылись черты немощи и тлена. Странная тень прошла по зале, попризатушив огни, попритишив музыку и рокот толпы. Сказочной, небывшей явью предстали три молодых красавца и великана — гвардейские поручики Григорий и Алексей Орловы и унтер-офицер Потёмкин. На неё прощально дохнуло забытым: веселием молодости, остротой ощущений, самонадеянным чувством вечности жизни. Она наклонилась к Потёмкину, и слёзы потекли из её глаз.

После отъезда царицы празднество возобновилось с новой силой. Только Потёмкин сделался мрачен. Он скоро напился Пьян и несвязно нёс всяческую нелепицу.

Светлейший князь сразу по приезде в Питер стал ласкаться к Державину и через двух своих секретарей, Попова и Грибовского, передавал, что хочет с ним познакомиться покороче. А после написания поэтом известных хоров стал вовсе за ним волочиться, желая от него похвальных себе стихов. Он подсылал к Державину Попова, чтобы узнать, чего поэт хотел бы получить. В свой черёд, молодой фаворит Зубов, призвав Державина однажды к себе в кабинет, сказал ему именем государыни, чтобы тот отнюдь бы от Потёмкина ничего не принимал и у него не просил:

— Вы и без него всё будете иметь. Императрица назначит вас быть при себе статс-секретарём по военной части...

Державин в таковых мудреных обстоятельствах не знал, что и делать и на которую сторону искренне предаться.

Вскоре Потёмкин, попросив поэта сочинить описание празднества в Таврическом дворце, пригласил его к себе обедать. Без сомнения, он ожидал великих похвал себе или, лучше сказать, обыкновенной лести. Когда Державин привёз ему поутру своё сочинение, князь принял тетрадь в спальне и, учтиво поблагодарив, дал команду готовить обеденные столы. Но, прочтя рукопись и увидя, что в ней отдана равная с ним честь давним его соперникам — фельдмаршалу Румянцеву и Алексею Орлову, — с бранью выскочил из спальни, приказал подать коляску и ускакал невесть куды.

По дороге домой Державин говорил себе, что князь горяч, да отходчив.

«Ах! — простодушно сокрушался он. — Желал бы я ему всем сердцем благотворить, ежели б дворцовые обстоятельства не препятствовали...»

Последний раз они виделись, когда Потёмкин уезжал в армию. Через Попова князь просил, чтобы Державин открылся, не желает ли чего. Поэт имел втепоры великую во всём нужду. Но, помня запрещение нового фаворита, сказал, что ему ничего не надобно. Потёмкин позвал его в спальню, усадил рядом с собой на софе и, уверив в своём прежнем к нему расположении, кротко и ласково с ним простился.

В пути Потёмкин ощутил умножение телесной слабости. Он ещё храбрился и в Яссах объявил, что отнюдь не заключит мира с турками, если России не будет уступлена Молдавия и Валахия. Но день от дня князь чувствовал себя всё хуже и хуже. Яссы ему так опротивели, что он называл их своим гробом. Наконец в седьмом часу пополуночи 7 октября 1791-го года князь выехал в только отстраивавшийся Николаев. На другой день поутру он сказал сопровождавшим его Попову и племяннице — графине Браницкой:

— Будет теперь. Некуда ехать. Я умираю. Выньте меня из кареты. Я хочу умереть в поле...

Когда его положили на траву, он спросил спирту, намочил им голову и, полежав около часа, стал помаленьку отходить. Зевнув раза три напоследок, он так спокойно умер, как гаснет свеча без малейшего ветра.

Екатерина II несколько дней плакала и не раз повторяла:

— Теперь не на кого опереться... Как можно мне Потёмкина заменить?.. Всё будет не то. Кто мог подумать, что его переживёт Чернышов и другие старики? Да и все теперь, как улитки, станут высовывать головы...