Всё это отразилось и в державинском описании празднества, и в хорах, заказанных ему Потёмкиным для торжественного сего случая.
Вскоре после присоединения Крыма Екатерина II приказала архитектору Старову построить роскошный дворец наподобие пантеона и назвать его Таврическим, а затем подарила великолепному князю Тавриды. В здании с высоким куполом была огромная зала, которой необыкновенно величественный вид придавали два ряда колонн. Екатерина II купила потом дворец у Потёмкина, заплатив ему 460 тысяч рублей. А когда он приехал, увенчанный лаврами измаильского победителя, императрица в числе многочисленных милостей и наград опять подарила ему Таврический дворец.
Конногвардейский дом не был вполне отделан: перед главным подъездом тянулся забор, скрывавший ветхие строения. По приказанию Потёмкина забор и строения в три дня были уничтожены, место расчищено и устроена площадь до самой Невы. Сам светлейший наметил и программу празднеств. Под его смотрением несколько недель трудились сотни художников и мастеров. Множество знатных дам и кавалеров собирались для разучивания назначенных ролей, и каждая из этих репетиций походила на пышное празднество.
В Питере пропала мелкая и чистая мука, коей порошили голову. Для освещения дворца скупили весь наличный воск, и за новой партией был послан нарочный в Москву. Всего воску закупили на 70 тысяч рублей. Модные портнихи, волосочёсы были нарасхват. Щеголихи за несколько дней готовились к знаменитому празднеству, водружая на голове самую модную причёску «lе chien couchant» [46]: посредине большая квадратная букля, словно батарея, от неё по сторонам косые крупные букли, точно пушки, назади шиньон. Вся причёска имела не менее полуаршина вышины.
В назначенный день, в пятом часу на площади перед Таврическим дворцом уже стояли качели, столы с яствами, кадки с мёдом, квасом, сбитнем и разные лавки, в которых должны были безденежно раздавать народу платье, обувь и шапки. Час от часу толпа клубилась всё плотнее, ожидая раздачи нитей и одежды. Народу было объявлено, что это произойдёт, когда будет проезжать Екатерина II.
Богатые экипажи один за другим подкатывали ко дворцу, на фронтоне которого сверкала надпись, составленная из металлических букв и выражавшая благодарность Потёмкина «великодушию его благодетельницы». Тут можно было увидеть и большие высокие кареты с гранёными стёклами, запряжённые цугом крупных породистых голландских лошадей с кокардами на головах, и лёгкие, изящные двухместные кареты в виде веера, и кареты-дворцы, дверцы которых были расписаны пастушечьими сценами Ватто и Буше.
В сём блестящем потоке вряд ли кто мог обратить внимание на казачью коляску, ехавшую мимо Таврического дворца. Мордастый парень управлял простыми лошадьми, а маленький седой старик со смешным хохолком, пукольками и косичкой полулежал, накрывшись солдатской епанчой. Глядя на празднество, он прикрикнул:
— Погоняй, Прошка! — и тихо прошептал: — Стыд измаильский из меня не исчез...
Это был победитель Измаила генерал-аншеф Суворов, поспешно спроваженный Екатериной II из Питербурха в Финляндию, чтобы не мешать веселью.
Вслед за ней появилась вызолоченная, в драгоценных камнях карета шпыня Льва Нарышкина, стоившая многих деревень.
— Царица! Матушка государыня! Ура! — разнеслось в толпе.
Вымокший и иззябший от ненастной погоды народ ринулся к выставленным подаркам, смяв цепь полицейских. Давка и суматоха задержали экипаж императрицы, который, не доехав до площади, простоял более получаса.
Екатерину II встретил Потёмкин. На нём был алый кафтан и епанча из чёрных кружев в несколько тысяч рублей. Бриллианты сверкали везде, унизанная ими шляпа была так тяжела, что светлейший передал её своему адъютанту Боуру и велел таскать за собою.
Императрица взглянула на Потёмкина в фантастическом сем наряде, и ей показалось, что она вернулась в незабываемые первые, самые счастливые годы своего царствования...
Внутренность дворца ещё более поразила её. Обстановка и убранство напоминали о сказках из «Тысячи и одной ночи». Высоко под куполом находились невидимые снизу куранты, игравшие попеременно пьесы лучших композиторов. Эстрада, предназначавшаяся для Екатерины II и царской фамилии, была покрыта драгоценным персидским шёлковым ковром. Такие же эстрады тянулись вдоль стен, и на каждой стояло по огромной вазе из белого каррарского мрамора. Над вазами висело две люстры из чёрного хрусталя, в которых вделаны были часы с музыкой. Возвышение на правом конце галереи было занято хором певчих и оркестром роговой музыки из трёхсот человек.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу