Олег Михайлов - Громовой пролети струей. Державин

— Отторженец от любезной родины, я скитаюсь по здешней безлюдной пустыне... — уклончиво отвечал путник.

Державин вытащил пистолет:

— Поедешь с нами, и если впереди пугачёвская застава, порешу на месте!

Мужик тотчас торопливо заговорил:

— Пугачёв, ваше благородие, уже в городе. А до разъездов его и вовсе рукою подать!

Делать было нечего. Державин думал послать имевшегося у него в ординарцах казака, чтоб воротить команду, но ему отсоветовал Гасвицкий:

— Как бы казаки в конвое не перенюхались и не стакнулись, чтоб переметнуться к злодею. Дозволь, Гаврила, поеду я?

Он быстро нагнал сотню и отрядил четверых казаков для разведки в Петровск. Долго они пропадали, потом вернулись и сознались Гасвицкому, что были у Пугачёва.

— Господин есаул! — подступился один из них к Фо мину. — Мы все воротимся к природному нашему государю!

— Точно! Чай, батюшка Пётр Фёдорович простит нас! — нестройно загалдела сотня.

Гасвицкий понял, что так и будет и что его самого они сейчас намерены схватить, и поскакал прочь. Есаул, маленький, с профилем ястребка, крикнул притворно казакам:

— Ну, ребята! Когда вы меня не слушаетесь, то и я с вами! Только дайте мне попридержать или заколоть офицеров!

Он кинулся в седло и полетел за Гасвицким. А от Петровска уже накатывалась конная толпа, впереди которой крутил над головой саблю широкоплечий и худощавый казак в богатом тафтяном кафтане:

— И-ээх! Детушки мои! Родимые!

Пугачёв самолично повёл казаков в погоню.

Гасвицкий с есаулом во весь дух скакали к кибитке, где сидели Державин и Карпицкий, крича на ходу:

— Казаки — изменники! Спасайтесь!

Державин едва успел вскочить на коня, Карпицкий замешкался. Обернувшись, гвардии поручик увидел, как конная толпа окружила кибитку, и пришпорил шерстистую киргизскую лошадку. Ему было доверено поймать самого Пугачёва; судьбе было угодно иное — приходилось напрягать все силы, чтоб не быть схваченным Пугачёвым. Позади слышался конский топ и молодецкий казачий посвист. Пугачёв гнался за Державиным десять вёрст, но по прыткости лошадей офицеры начали мало-помалу уходить. В четвёртом часу пополуночи Державин с Гасвицким Московской дорогой вернулись в Саратов.

Слева от Соколовой горы, господствующей над всем городом, поперёк дороги стояло около двухсот солдат, вооружённых одними кольями. Ими командовали майоры Бутыркин и Зоргер.

— Что сей сон значит? — удивился Державин. — Никак это ратует на Тамерлана некий древний воевода!

— Приказ господина коменданта! — махнул перчаткою Зоргер. — Мы объясняли ему, что с Соколовой горы нас расстреляют батареи, что место здесь ровистое и удобное для укрытия неприятелю, да что толку!

— А где наши пушки?

— Из двенадцати только четыре исправные, — вмешался майор Бутыркин. — На остальных посбиты зрячки для прицеливания. Дак и то мы дознались, что четыре энти пушки заколочены ядрами. Кинулись за птичьим языком, коим вынимается залежалый заряд, ан и его нет! Ежели бы сие не усмотрели, представляешь, что было бы со всеми нами?

Гвардии поручик ужаснулся и отправился к Бошняку.

— Ваше высокоблагородие! В городе заговор! Вы слышали о происшествии с пушками?

— Это безделица, поручик! — отрезал Бошняк, топорща усы. — Шли учения, и пушкари учинили то из шалости.

— Так что же вы медлите? — волнуясь и пришепеливая, надвигался на Бошняка Державин. — Необходимо безотлагательно со всею воинской командою идти навстречу самозванцу! Хоть Пугачёв и грубиян, но, как слышно, и он умеет пользоваться военными выгодами!

— Вам здесь делать нечего! — взорвался Бошняк, нагнув голову и словно готовясь проколоть его усами. — Отправляйтесь-ка лучше к себе на Иргиз!

— Как русский офицер не могу оставить город в минуту опасности! — с внезапно пришедшим спокойствием сказал Державин.

Он выпросил роту, не имевшую офицера, и стал с нею впереди вала, у рва, куда свозили со всего города всякий дрызг, рвань и битые глиняные черепы. В Саратове имелось 720 гарнизонных солдат, около 400 артиллеристов и 270 волжских казаков. Державин ожидал подхода собранных им в Малыковке верных полутора тысяч крестьян, которые были уже в пути. Но к середине паркового августовского дня гвардии-поручика разыскал осунувшийся Серебряков:

— Ополчение наше, будучи уже в Чардынске, услышало об измене казаков под Петровском и о неудаче вашей и отказалось идти дальше. Требуют, чтоб вы сами повели их. Не изволите ли поехать поспешнее сами и ободрить проклятую чернь собою? Недалеко от сего места село Усовка бунтует, да и все жительства ненадёжны, и мы с ними хотели драться. Кричат по улицам во весь народ, что-де батюшка наш Пётр Фёдорович близко и он-де вас всех перевешает. Боюсь, барин, чтоб и наши того ж не затеяли. Извольте поспешить...