Сергей Житомирский - Ромул

— Это честное предложение, я его принимаю, — благодарно ответил Макро. — Пока я ем твой хлеб, я буду считать себя твоим клиентом, и скажу прямо, если эта обязанность окажется мне не по силам. — Он отхлебнул ещё вина для храбрости; то, что он собирался сказать, хозяин мог счесть нескромным. — Господин Перпена, ведь сейчас ты мой господин, скажи, если гражданской войны в Риме не было, зачем ты тратишь хлеб и вино на то, чтобы нанимать последователей, особенно молодых одиноких воинов?

— Да, за тридцать пять лет Рим не видел гражданской войны, — усмехнулся Перпена. — Но в своё время и солнце взошло в первый раз. Рим не видел ещё много, например, мы никогда не выбирали царя.

От такого прямого ответа Макро просто спросил, какие будут указания.

— Сегодня никаких. Просто зайди к Марку Эмилию, скажи, что ты от меня. Хорошо бы тебе пойти со мной на Народное собрание вместе с остальными клиентами. Если проголодаешься, на кухне всегда найдётся еда, спать можешь где-нибудь в доме, только не с рабами, а то тебя не станут уважать. Лучше всего на террасе. Кстати, надеюсь, ты не боишься спать один или ещё чего-то опасаешься?

— О нет, господин, все мои страхи позади. Царь Ромул совершил очень тщательный обряд, и теперь моё прошлое забыто.

— Обряд, конечно, латинский? Мы, этруски, служим богам иначе. Но это можно обсудить в другой раз, когда будет больше времени. Утро перевалило за середину, не тот час, чтобы сидеть за вином. Управляющий объяснит тебе, как найти Марка Эмилия; Марк уже стар для работы в поле, так что сейчас должен быть дома.

Макро понял, что встретиться с этим стариком очень важно, и отправился его искать.

Вечером на террасе для Макро были готовы одеяла и подушка. Там же ночевали ещё люди — колонисты, приехавшие в Рим по делам, и земледелец-арендатор, который по большей части жил где-то в глуши. Все они были свободными римлянами, и всё более или менее зависели от хозяина. Рабы спали в комнате, чтобы их соседство не оскорбляло граждан. Располагаясь на ночлег, Макро удовлетворённо вздохнул. Наконец-то можно спать, не боясь преследователей, первый раз с того страшного дня в Кумах. Он неплохо устроился в этом чужом городе, а будущее было полно надежд.

Марк Эмилий оказался хорошим человеком, тот самый простой и честный землепашец, про каких пишут поэты в элегиях из сельской жизни. Он видел основание Рима, не отрицал, что всё началось с крови и преступления, говорил об этом несчастье неохотно, но долго рассказывал про голову на Капитолии и остальные знамения, которые ясно показали, что город любим Марсом и невероятно щедро наделён счастьем. С юности Марк был клиентом Эмилия, зависел от него настолько, что даже взял его имя. Без колебаний он решил, что эти обязательства пожизненные, и теперь подчинялся наследнику прежнего господина. Так же уверенно Марк утверждал, что, выполняя приказы, клиент не может повредить городу, потому что господин — по-италийски патрон — никогда не прикажет нарушить законы.

Иными словами, в отношениях патрона с клиентами никто не видел противоречий. Есть долг перед городом, который тебя защищает, и долг перед патроном, который кормит, и надо выбрать, какой важнее, не дожидаясь, пока они столкнутся.

Макро было ясно: жить как Марк Эмилий не может быть стыдно, значит, клиент — достойное положение. И ясно, что погони больше нет. В общем, ему очень повезло.

Сон не шёл, может быть, за праздный день он недостаточно устал. Стоило чуть-чуть задремать, перед глазами всплывало белое лицо и окровавленная шея брата. Дважды Макро просыпался в ужасе, но преследователи не снились, и вокруг не было никого, кем могут прикинуться Старухи. Поэтому он скрестил пальцы, пробормотал по-гречески заклинание, чтобы успокоить живущее на этой террасе божество, и решил хотя бы полежать до рассвета, даже если не удастся толком выспаться.

Наутро настал ещё один приятный день безделья. Еда, кров и помощь обеспечены, и он мог снова и снова наслаждаться близостью дружелюбной толпы. Это было прекраснее всего. Два месяца Макро провёл, скитаясь по горам Италии, в безопасности — скверна отпугивала даже закоренелых разбойников — но в полном одиночестве. Когда он появлялся в деревне, детей втаскивали в дома, весь огонь, который горел на улице, торопливо гасили, двери запирали, и даже сторожевые псы держались поодаль. Какой-нибудь старик выносил немного поджаренного ячменя на листе или клал прямо на землю ломоть хлеба. Макро подходил и всё уносил с собой, чтобы скверна не пристала к посёлку. При этом следил, чтобы тень не упала на дом или даже на вспаханное поле. Он знал это сам, без подсказки, как знал, что нельзя оставлять следов своего пребывания, ни изношенного башмака, ни клока от плаща, ни обломка суковатой палки, служившей ему посохом. Тяжелее всего был запрет зажигать огонь.