Рекс Уорнер - Гай Юлий Цезарь

Цицерон и многие другие возмущены и встревожены сейчас мыслью о том, что я стремлюсь к царскому титулу. Клеопатра очень часто предлагала мне пойти на это. Бальбу тоже такая идея по душе, и не сомневаюсь, в Риме много моих сторонников, которые хотели бы, чтобы я окончательно порвал с республиканскими традициями и ещё яснее, чем даже теперь, дал всем понять, что в Риме правит один человек. Сам я не против этой идеи. Я люблю, чтобы формулировки были по возможности чёткими; я потомок древних царей Рима и с величайшим уважением отношусь к античности. Но я также сознаю, что в римлян очень глубоко заложено понятие республики, и, каким бы иррациональным оно ни было, нельзя не считаться с этой силой. Само слово «царь» народ воспринимает как оскорбление, и это потому, что они привыкли верить, что античный Брут (довольно сомнительный предок моего друга Марка Брута), избавив Рим от последнего царя, совершил похвальный поступок, создав таким образом олигархическую систему правления, которая постепенно эволюционировала в то, что мы называем республикой. И мы привыкли противопоставлять идее монархии факт существования нашего государства и верить в то, что республика — это лучшая из всех придуманных человеком политических организаций; таково влияние предрассудков и образования, что лишь немногие позволяют себе считать, что наша республика за последние два поколения продемонстрировала свою абсолютную неспособность решать самые элементарные задачи правления — законопослушание и порядок внутри сообщества. За это время погибло в сражениях, было ограблено или убито своими же согражданами больше римлян, чем прежде, в пору завоеваний и власти царей. Было время, когда и я думал об искоренении пороков системы, а не о полной её реконструкции. Теперь необходимость реконструкции очевидна, наверное, нужно употреблять уже новые слова или вкладывать в старые слова новый смысл, говоря об изменениях, которые уже произошли. Меня как-то осенило, что слово «Цезарь» можно использовать для обозначения той современной монархии, которую я сейчас олицетворяю под громоздким названием «пожизненный диктатор». Даже теперь у меня есть право носить пурпурную тогу и высокие красные сандалии, в каких ходили античные цари Рима. И пожалуй, именно это моё одеяние спровоцировало демонстрацию, которая состоялась всего несколько месяцев назад. Когда я возвращался с Латинских игр в Рим, собравшаяся вокруг меня толпа приветствовала меня многочисленными выкриками: «Царь!» Тут же, конечно, некоторые народные трибуны провели свою контрдемонстрацию. Я же обеим сторонам отвечал: «Моё имя Цезарь, а не царь», вот тут мне и пришло в голову, что слово «Цезарь» может прекрасно заменить менее популярный титул. С тех пор мои друзья не раз пытались определить, насколько сильно общественное мнение. Возлагались на головы моих статуй царские венцы, а ровно месяц назад на празднике луперкалий Антоний на глазах огромного стечения народа сделал несколько попыток увенчать меня царской короной. Это было принято по-разному. Примерно половина собравшихся была возмущена официальным предложением монархии. Поэтому я сразу же велел поместить корону в храме Юпитера с надписью, что, дескать, мне, Цезарю, от имени народа консул Антоний хотел возложить на чело корону царя, но я отклонил это предложение. Такое моё поведение должно было, на мой взгляд, убедить любого честного человека, что я не хочу оскорблять ничью чувствительную душу. Однако остаётся несомненным, что, кстати, постоянно твердит мне Клеопатра, что на Востоке титул «царь» был бы очень полезен мне. Мой старый дядя Луций Котта вычитал из книг Сивиллы предсказание о том, что Парфию может покорить только царь, и во время сегодняшнего собрания в сенате (уже почти рассвело) он внесёт предложение, чтобы во имя военных и религиозных целей мне дали право называть себя царём за пределами Италии. Его предложение будет, конечно, принято, но я не знаю, как именно я распоряжусь этой новой своей привилегией. Мне ещё нужно будет прощупать отношение к этому в армии и чётко оценить преимущества, которые мне даёт этот титул в настоящее время.

Ко всему прочему, у меня есть вещи, куда более важные для меня, чем вопрос использования почётных титулов. Кое-кто из моих завистников будет крайне удивлён, узнав, как мало времени в последние месяцы я посвящаю мыслям о монархии. Я всегда очень внимательно занимался тем, что я называл важными деталями. Я составил конституции для новых колоний и поселений. Я скрупулёзно вник в планы восстановления и заселения трёх моих, как я надеюсь, самых мощных творений: Трои, Коринфа и Карфагена. Я хочу, чтобы эти города, такие богатые, сильные и знаменитые в прошлом, возродились и опять стали такими же великими, какими были прежде. Я обсудил местонахождение этих трёх новых городов с лучшими архитекторами Греции и Египта — стран, которые всё ещё впереди в этой области. И я намереваюсь сделать Коринф ещё более значительным торговым центром, прорыв канал, который отделит Северную Грецию от Пелопоннеса. Я также наметил грандиозную программу по строительству и реконструкции Рима и Италии. Бальб и Оппий будут заниматься её осуществлением, пока я буду на Востоке. Особенно большое значение я придаю проекту расширения русла Тибра и изменению направления его течения для того, чтобы корабли большого водоизмещения могли прямо из моря приплывать в центр города. Также будет очень значительно расширен и обновлён порт Остия. Я собираюсь ещё осушить Помптинские болота около Рима и тем самым сделаю пригодными для хозяйствования огромные участки земли. Да и в самом Риме кроме строительной программы, которую я уже создал, остаётся ещё масса ранее запланированных дел. Несомненно, самым замечательным зданием будет храм Марса — самый большой храм в мире, который я собираюсь возвести на участке, где во время галльского, египетского, азиатского и африканского триумфов было создано огромное искусственное озеро для представления морского боя. Но для меня будет ещё большим счастьем увидеть новые портики, форумы, открытые библиотеки, театры и все прочие подобные строения, благодаря которым Рим по своей архитектуре и удовольствиям превратится в город не менее прекрасный, чем Афины, Антиохия, Александрия или Пергам.