Евгений Кулькин - Обручник. Книга вторая. Иззверец

Коба скатился в расселину, посшибав себе локти и колени.

И только здесь вспомнил про клятву держаться друг подле друга до конца.

Но какая-то неподвластная ему сила кинула его совершенно в другую сторону. И тут, на дне расселины, на траве, подпорченной его кувырканием, он вдруг отрезвел. И закарабкался вверх.

Туда, где кромсали тишину крики и стоны. Кажется, сейчас он вскарабкается в чью-то тень.

Поднял глаза.

Перед ним, держа коня на поводу, стоял Степан.

– Не ходи туда, – сказал он тоном, не обожженным горячностью. И добавил самое главное: – Уже все кончено.

И пока Коба соображал, что на это сказать, уточнил:

– Четырнадцать раненых.

– С чьей стороны? – спросил Коба.

– С вашей.

Степан убрал плеть.

– И с полсотни арестовано, – добавил Степан.

И когда Коба хотел спросить, что будет с ним, Степан всхохотнул:

– А здорово ты сотнику в морду чмокнул!

И, повернувшись вместе с конем, стал удалятся.

Через минуту ринулся отсюда прочь и Коба.

Век истлел, как незатушенная папироса.

Остались – дым и пепел.

Пепел вот-вот развеется по ветру.

А дым давно растаял.

Так что же тогда осталось?

Ах, Маркс!

Тифлис безбожно бликовал огнями: шел дождь.

А Сосо под надзором тьмы двигался навстречу с агентом «Искры» Виктором Курнатовским.

Эта газета, особенно ее интригующее название и сразу же возникший, потому, видимо, что слишком близко лежал, лозунг, что из искры разгорится пламя, заставляла замирать душу.

Но сейчас время сжигало век девятнадцатый.

В том, что недавние марксисты-эмигранты, во главе с Плехановым и Аксельродом создали рабочую партию, было что-то символичное.

Оба понятия не имеющие что такое рабочий класс, начинают заигрыш именно с могильщиком капитализма.

Ульянов же с некоторыми другими товарищами печется вокруг другой – Российской социал-демократической рабочей партии. Куда, под покров того самого «социал», можно вогнать все на свете, вплоть до массой гнилой интеллигенции.

Рабочая же партия приняла в свои объятья Всеобщий еврейский рабочий союз, который возник в Литве и в Польше и частично в России. Буе Бунд – тоже еврейское движение, в которое вошли антисионисты и марксисты.

Все это кипело, ворочалось и отрыгало огонь.

В девяносто восьмом в Минске состоялось то событие, ради которого стоило и дальше жить мечте. Там прошел подпольный учредительный съезд РСДРП.

Курнатовский ждал Сосо в условленном месте. Он был энергичен за счет своей худобы.

– Как вас дальше звать? – спросил он Сосо.

– Коба, – ответил тот.

– Не от слова «кабы»? – на всхохоте спросил Курнатовский.

Уже не Сосо, а Коба взогневел глазами.

И тогда Виктор понял, что перед ним довольно серьезный «кадр» из тех азиатов, которые отреклись от религии предков и не вошли в веру едва состоявшейся утопии.

Его можно лепить как воск.

Вот он сейчас и начнет.

– Вы знаете, – произнес Курнатовский, – какое главное условие строительства нашей партии?

– Полная конспирация, – вяло ответил Коба.

– Вам кто-то об этом говорил? – удивился Виктор.

– Нет, сам догадался.

Если кричать на базаре, что ты сейчас пойдешь грабить банк, то не стоит удивляться, что в нем не окажется денег.

– Логично, – произнес Курнатовский. – Поэтому…

– Слишком шлепать языком, что такая партия существует, а тем паче и ставить какие-либо цели и идеи, совершенно должно быть запрещено.

Курнатовский про себя отметил, что все шло так, как будто не он, агент «Искры», был на инструктаже у Ульянова, а вот этот небольшой, но знойного типа кавказец, придумавший себе смешную кличку или прозвище.

Только одно Курнатовского немного успокоило: не до конца Коба просчитал все то, о чем говорил Владимир Ильич.

– А как насчет свободы говорить что хочешь?.. – начал он.

– Тут, я думаю, не может быть ограничений.

– И вот как раз нет! – вскричал Виктор. – Ульянов предостерег: никакой свободы мнений в партии!

– А как же тогда, на пальцах, что ли, показывать?

Они стояли под стеной дома и дождь сюда не достигал. Зато у ног, в лужице, капли пузырились, едва видные из-за жидкого, почти безжизненного света, падавшего из соседнего окна.

– Организация быть должна близкой к боевой, – сказал Курнатовский. – Приказы из центра – закон, обжалованию не подлежащий. Если мы погрязнем в дискуссиях, то конец!

– И какой же главный сюрприз этой конспиративной партии? – не очень обрадованный всем тем, что услышал, поинтересовался Коба.