Анатолий Егин - Блеск власти

– Например, луна, – вставил Антанук.

– Может, и луна, но не солнце, которое горит жарким огнем. Может быть, это и другая твердь, крутящаяся в космосе.

– Крутящаяся? – удивленно поднял глаза юный хан.

– Да-да! Вращающаяся, но об этом разговор отдельный и не в пути.

Дорога все бежала и бежала вниз. Мрак Дарьяльского ущелья постепенно разбавлял свет, Терек по-прежнему пел свою мощную грозную песню, горы расступались, усиливая эхом хор водных потоков.

Хетэг встречал гостей с распростертыми объятиями. Отдыхали, пировали, наслаждались беседами. За год у двух кунаков много накопилось на душе, хотелось обрадовать друг друга, поделиться сомнениями. Слава Всевышнему Творцу, больших потрясений ни у того, ни у другого не было. Елбаздук рассказывал Хетэгу о сыне его Асхаре, умном, сдержанном, бесстрашном в сражениях, рассказал и о том, что ширваншах предлагал Асхару остаться у него на службе, возглавить его личную охрану.

– О великий и могущественный шах, да продлит Аллах твои дни. Я единственный сын своего отца осетинского князя Хетэга, мой долг быть рядом с отцом и в здравии и в немощи его, я не могу дальше оставаться вдали от родителя и родной земли, мысли мои все там, за вершинами гор. Прости меня, о всемогущий, и спасибо тебе за науку жить, которую я получил в твоем государстве и лично от тебя, о мудрейший из мудрейших! – Так отвечал на приглашение Кей Кабус ибн Ахситана твой сын, преклонив колено.

Шах поднял Асхара, обласкал его и сказал:

– Ты предан отцу своему, значит, ты настоящий сын. Ты предан своей земле, значит, ты – велик. Да пошлет тебе Аллах и ваш Иса свое благословение на великие дела в земле осетинской.

Шах наградил Ахсара за верную службу и добавил:

– Я жду тебя всегда – и в горе и в радости, ибо твердо знаю, врагами мы никогда не будем.

По щеке Хетэга текла слеза, душу его захлестнули радость и гордость за сына.

– Я думаю, ты не откажешься выпить по кружке хорошего осетинского пива за здоровье наших детей.

В комнату вошла шустроглазая девочка с подносом, на котором в кружках пенилось пиво, она молча поставила их на стол, рядом блюдо с сыром и хлеб, поклонилась и пошла к двери.

– Тайдула, а почему ты не поздоровалась? Ты не узнала меня?

– Я здоровалась с вами, князь, сегодня утром, но вы меня не заметили.

– Прости, девочка моя. Наверное, утром я был слишком рассеян, плохо спал после обильной еды.

– Я вас прощаю, князь. – Девочка быстро шмыгнула за дверь.

Кунаки рассмеялись.

– Ты знаешь, брат мой, что внучка твоя не один раз снилась мне в Ширване: то подсказала дальнейший путь, то уберегла от ненужного поступка. Есть в ней что-то загадочное, что понять мы своим умом не можем. Чувствую я, ждет Тайдулу большое будущее.

– О чем ты говоришь, мой дорогой друг? Знаешь, что ее ждет? Ждет мрак взрослой жизни. Народную молву не остановишь, в народе моя внучка слывет незаконнорожденной, от неизвестно какого отца. А я верю, что в жилах девочки течет благородная кровь и умна она не по годам. Мои братья по вере русские очень метко говорят: «На чужой роток не накинешь платок».

Девочка растет, скоро зацветет, как бутон прекрасной розы. Кто возьмет ее в жены? Разве что грязный босяк, который ленится у себя под носом вытирать.

Пиво пили, молча, радость в душе Хетэга сменилась на печаль. Паузу прервал Елбаздук:

– Не печалься, брат мой, даже из самых безвыходных ситуаций есть выход. Послушай меня и подумай. Отпусти Тайдулу со мной.

Хетэг поднял глаза, в них было отрицание.

– Не торопись, подумай, – продолжал гость, – ты знаешь, что мы и черкесских княжен отдаем на воспитание в другие семьи, так почему же я не могу взять на воспитание осетинскую княжну. Жена моя еще в силе, да ниспошлет ей Аллах здоровья, вырастит из нее настоящую царицу, а у царицы мужем может быть только царь. Мы еще будем пировать на веселой свадьбе Тайдулы.

Произнося эти слова, Елбаздук не знал, что они пророческие, но чувствовал – девочку ожидает большое будущее. Хетэг молчал, тщательно пережевывая сыр, боль не уходила из души, ломала его, не давала выстроиться мыслям. Усилием воли вытаскивал князь из груди тяжелую гирю и начинал понимать, что кунак предлагает ему лучший выход. Но как он расстанется с любимой внучкой – она ведь не только боль, но и услада души его.

«Однако боль маленькая перерастает в боль большую, – думал Хетэг, – наверное, прав брат мой. Прав! Надо решаться. Я буду тосковать, но девочке будет лучше, не обидит ее кунак, никогда не обидит».