Андрей Зайцев - Смута

– Я и говорю… Он, Медников, язычников жалел, всячески укрывал. Татар то же самое.

– Не так было! – выдохнул Тимофей, бледнея от ярости. – Я не давал людишек почем зря грабить. А он… все золото искал, людей пытал, через это мы с ним и повздорили.

– Мы в походе! – взревел Нарубин, колыхнулась в нем прежняя злоба на Тимофея. – Я за царя!

– Ну, тихо! – снова подал голос длинноусый. – Ты… – он обратился к Медникову, но не договорил.

С пола раздалось непонятное бормотанье. Гришка в себя приходил.

– Вот еще паскуда! – выругался дьяк. – Эй, Осипов, давай этого обратно веди. А мы сейчас разбойничком займемся.

Когда Тимофея уводили, он бросил взгляд на Hapyбина. Тот блаженно улыбался, как монах, которому сам патриарх явил свою милость.

Уже ночью, когда был слышен храп сидельцев, сильно избитый Григорий подобрался к дремавшему Тимофею.

– Слышь-ка, казак…

– Чего?

– Слушай… я, когда наверху был, краем уха слыхал разговор…

Казак не мог понять, отчего это лихой человечек вдруг захотел с ним говорить? Непохоже это на него было. И потому не слишком показывал, что это его интересует. В темноте это проще было сделать. Лежишь, будто спишь.

– Да не спи!

Григорий чуть обозлился. Этот сильный мужик был обидчив не в меру. Как будто раньше сотником служил, никак не меньше.

– Чего привязался? Я тебе не Рябой.

Тимофей вспомнил, как тот обошелся с придурковатым Рябым.

– Дурак… это же тебе надо…

Григорий дышал тяжело. Видно, грудь сильно отбили. И ртом чуть шепелявил. Еще один такой допрос с пристрастием, и его можно сразу отправлять в мертвецкую.

– Они меж собой говорил о тебе, казак… там с доносом что-то не того и потому тебя убьют как-нибудь так…

– Как так?

Теперь уже Тимофей насторожился. В этих словах было что-то похожее на правду. Дезертиром он не был. И это всем известно, в том числе и самому воеводе Воейкову.

Нарубин вовремя откуда-то появился, но чудно как-то, сам бы он доноса не делал. Если бы начали по-хорошему дознаваться, Нарубин бы и сам мог попасть под пытку. Так что…

– Ну, выведут тебя и все… Потом труп сбросят куда-нибудь, хоть в Поганую лужу…

– Все-то ты знаешь… – сказал казак, но отчужденность в его голосе пропала.

– Да уж знаю.

– Тебе сильно досталось, – сочувственно произнес Тимофей, повернувшись к нему.

Этот ночной разговор сблизил их. Но жизнь каждого подходила к своему пределу.

Дверь отворилась, и двое, помедлив, спустились вниз. В руке одного из них горела свечка.

– Давай вот этого…

Стрелец грубо растолкал Медникова.

– Вставай!

– Куда еще? Ночь на дворе!

– Поговори еще!

Тимофей выбрался из темницы, и его сразу схватили под руки.

– Шагай!

Он услыхал, как сзади него выводили наверх кого-то еще. Когда вышли на улицу, оглянулся через плечо. Рядом с ним стояли Григорий и Рябой.

Рябой поежился. Мартовская ночь еще была холодна. Григорий чуть подтолкнул казака под руку.

– Помнишь, что я говорил?

– Эй там! Язык узлом завяжи, а не то отрежу!

Некоторое время шли молча. Ночная Москва обступала, нависая громадинами церквей.

Тимофей чувствовал, что наступил последний час. И выбирал момент для схватки. Им вдвоем с Гришкой на многое рассчитывать не приходилось. Но жизнь отдадут не зря.

– Куда нас? – набравшись смелости, спросил Рябой.

– Туда, где жисть твоя пойдет ручьем! – отшутился один из стрельцов. – Оголодал небось, сердешный? – в голосе его пробивались издевательские нотки.

Но старший на него прикрикнул:

– Молчи! За дорогой лучше гляди!

И вдруг из темноты ночи под ноги первому стрельцу выкатилось что-то бесформенное, чудное, не то собака, не то карлик, замотанный в тряпки.

– Чего там? – строго окликнул старший, напряженно вглядываясь в фигуру.

– Чудища какая!

Но тут чудище распрямилось, оказавшись мужичком малого роста, который резко шагнул к стрельцу, ударив его ножом в живот. И сразу, как по тайному сигналу, из темноты выскочили несколько дюжих мужиков. Завязалась короткая, но жестокая схватка. Стрельцы, не ожидавшие нападения, валились в грязь один за другим. Их убивали без единого выстрела, только топорами и ножами. Правда, у одного из нападавших была в руке сабля. Обращался он с клинком уверенно и легко, как опытный боец. Уж казаку ли, умельцу сабельного боя, этого не знать?

Но было и еще одно обстоятельство. Почудилось на миг Тимофею, что он уже видал где-то этого человека. Но где?