Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария

– Много наловили? – осведомился наконец грек, перегибаясь через борт и заглядывая в убогий челнок рыбарей.

– Вот всё, что успели, – кивнул отрок на дно лодчонки, где лежали несколько хороших, в пару локтей, рыбин и десятка два мелких.

Дед, приложив к подслеповатым очам ладонь козырьком, глядел на греческих воинов, беззвучно шевеля губами, седая голова старика тряслась, и оттого он выглядел ещё более жалким.

– Давай сюда рыбу, и проваливайте вниз по течению, второй раз попадётесь, оба станете короче на голову! – рыкнул на рыбарей бородатый, а его воины стали ловко подхватывать подаваемую с челнока рыбу.

– Как же нам потом назад-то вернуться, живём ведь мы там! – снова заканючил отрок, махая рукой в верховья.

– Сказал, проваливайте, а нет, я лучникам только махну, и будете на стрелы, как дичь на вертела, насажены! – уже с угрозой в голосе заорал на несчастных бородатый грек.

Рыбаки покорно направили свой челнок вниз по течению.

– Запоминай, Ярославка, где какие лодьи стоят, считай их дромоны, триеры и галеи, – тихо молвил седой старик, едва они удалились от греков. Голова его перестала трястись, а потом и спина выпрямилась. – Запахи запоминай, потому как в ночи глаза слабые помощники, а у изведывателя нюх, слух и чутьё должны быть как у зверя дикого, потому иногда очи прикрывай и лови запахи.

– Я уже думал, что порешат они нас, дядька Орёл, – с облегчением проговорил отрок осипшим голосом. Он пару раз зачерпнул воды, омыл лик и сделал несколько больших, жадных глотков. Потом прикрыл очи и принюхался. – Тут все запахи перебивает смачный дух от их варева, что у самого берега готовится, – сглотнув слюну, отвечал Ярослав.

– А вот это и добре, крепко запоминай, где те котлы находятся на берегу, может, придётся как-нибудь в ночи к греческим кашеварам наведаться, – снова тихо, но веско молвил Орёл, поднимая очи к безоблачному небу. – Никак, дождь будет, парит нещадно, и тиной особо пахнет, – определил старый лодейщик.

К вечеру подул лёгкий ветерок, остужая жару, по Дунаю пошла рябь. С восхода, со стороны моря, стали быстро надвигаться тёмные грозовые тучи.

Вскоре молнии огромными огненными трещинами раскололи пространство, грянул гром, и с неба полились целые потоки воды. Все устремились в убежища, звери и люди. Грозный Перун ворочал железо в своей небесной кузнице, да так бил волшебным молотом по наковальне, что полнеба то там, то тут вспыхивали его искры-молнии.

Всё живое в страхе замерло и сокрылось. Только среди вытянутых на берег русских лодий зашевелились и задвигались тени. Лодьи одна за другой, будто сами собой, стали сползать к речной глади и вскоре закачались на кипящих белой пеной волнах Дуная, принимая на свои промокшие борта молчаливых воинов. Некоторое время погодя, неслышные в грохоте ночного Перунова действа и не замеченные спрятавшимися в чревах своих дромонов и галей греками, к промокшему правому берегу Дуная пристали многие лодьи русов. Как раз в тех местах, где расположились обозы с продовольствием и припасами для коней, где днём в больших котлах, дразня оголодавших защитников смачным духом доброго варева, готовилась еда для почти стотысячной армии. Под проливным дождём, скользя по размокшему берегу, мокрые и ярые, будто обретшие плоть Перуничи, устремились воины Притыки на затаившихся в суеверном страхе пред буйством грозной природы в своих шатрах византийцев. Рассыпались, отражаясь в обнажённых клинках русов, небесные сполохи, и будто демоны ночи обрушились на ошалевших врагов, вспарывая шатры и круша походные кухни.

– Темник, – подскочил к Притыке Ворон, – склады со съестными припасами отысканы, давай самых крепких ратников, переносить всё на лодьи, а остальные пусть на греческих воев навалятся, чтоб тем не до провизии было, пока отец Перун нас с небес молниями прикрывает!

– Добре, брат Ворон, – громко отвечал разгорячённый боем начальник мореходов. И принялся раздавать быстрые и короткие приказы.

– Ярослав, веди воев к складам греческим, – повелел Ворон отроку, а сам с тремя остальными изведывателями скрылся в грохочущем мраке.

Когда гружённые греческими припасами лодьи одна за одной уходили в ночную темень, вспарываемую частыми молниями, среди стоявших дальше от берега ромейских кораблей вдруг взметнулся аж до самой Сварги огненный сполох. Он вскинулся ярким пламенеющим столбом высоко в чёрное небо и заклубился там дымно-огненным грибом.

– Что это, дядька Ворон?! – вскричал поражённый отрок.