Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

Семеро статных юношей-служителей подошли к Великому Могуну, неся в руках жертвенные сосуды с мёдом, ковши и лукошки, наполненные зерном и разными плодами. Великий Могун, взяв горсть зерна, трижды бросил из неё в жертвенный огонь. Затем три раза плеснул медовой сурицы из сосуда в форме оленя и, взяв от всяких плодов понемногу, также воздал их в жертву, приговаривая:

– Доколе будем чтить Богов и Пращуров, доколе будем с ними в единении делами своими и помыслами, дотоле пребудем в благоденствии и плодами преисполнится земля наша!

Великий Могун помолчал, глядя, как обугливается зерно и пенится, вскипая, душистый мёд, как улетают к ночному небу завитки жертвенного дыма. Огненные блики играли на отрешённых ликах кудесников, стоящих по одну сторону огня, и сосредоточенных обликах княжеских дружинников – по другую. У тех и у других кожа казалась огненно-бронзовой, будто не отражение священного костра легло на них, а неведомый огонь шёл изнутри, излучая свет из тёмных зрачков воинов и волхвов.

Затем началось общее жертвоприношение. Святослав с дружинниками первым подошёл к длинному дощатому столу в стороне от жертвенника и, достав увесистый кожаный мешочек, высыпал на столешницу купу золотых и серебряных монет. Ярко блеснув отражённым огненным светом, выкатилось несколько самоцветных камней. Его примеру последовали темники и прочие военачальники, и скоро на столе выросла целая горка из золота и драгоценностей, тут же прибранная расторопными служителями в Требницу.

На жертвенном камне, источая вкусный мясной дух, лежал зажаренный бык. Великий Могун самолично отрезал лучший кусок и на серебряном блюде подал его Святославу, добавив ковш мёда-сурицы и фрукты.

– Прими, княже, еду сию, освящённую Богами, и вкуси её нынче в честь свята Великих Овсеней, дабы Русь и впредь была тучной и плодовитой!

– Дякую, Великий Могун! Слава Руси!

Святослав, приложив правую руку к сердцу, с поклоном принял дары. За ним остальные военачальники получили часть жертвенной трапезы.

Потом начались жертвоприношения от людей. На стол ставились жбаны мёда, плетёные корзины с хлебом, фруктами, зерном, овощами. Кудесники брали от них частичку, бросали с молитвой в жертвенный огонь, наблюдая за движением дыма, потом кропили дары Живой водой из Священного родника. После того как Боги взяли часть и отведали её в небесном Ирии, еда, благословлённая Огнём, Небом и Водой, считалась освящённой, и можно было вкушать её, незримо присоединившись к богам. Люди, оставив часть волхвам на их нужды, брали освящённые дары и приступали к трапезе.

Нарядно одетые девушки в венках из осенних цветов, листьев и кистей рябины с пением возлагали на Перуновой горе жертвоприношения каждому из богов.

Великий Могун с кудесниками ещё раз поздравили всех с праздником.

Овсена, забыв обо всём на свете, глядела на Святослава. Он был тот же и совсем другой, чем три лета тому назад, когда она шестнадцатилетней девчушкой стояла, промокшая от дождя, на Подольском погосте и глядела на юного тогда ещё княжича, не слыша слов его, а только впитывая всем существом исходящую от него силу мужества, спокойствия и решимости. Сколько раз он являлся к ней потом в девичьих грёзах, брал сильной рукой и вёл за собой. Ни подругам, ни матери никогда не обмолвилась Овсена даже словом о том единственном, кого зрит в сладко-тревожных снах и о ком мечтает тайно ото всех, наперёд зная, что мечте её не суждено сбыться.

Сколько раз подруги корили её за излишнюю гордыню и переборчивость, сколько ворчала и ругалась мать Молотилиха за то, что Овсена отвергала ухаживания многих хороших парней.

И вот теперь наступил миг недолгого счастья – она вновь близко зрит Святослава, снова ощущает его колдовскую притягательную силу, которая, кажется, возросла ещё более. Он, единственный и желанный, конечно, не глядит на неё, и никто даже не подозревает, что творится в девичьем сердце. Все глядят на Великого Могуна, а Олеша, осмелев, всё теснее привлекает её к себе. О, если бы это были другие руки! И Овсена, на миг зажмурившись, мысленно перенеслась в объятия Святослава. Когда открыла очи, вдруг ощутила на себе пытливый, как ей показалось, взор Великого Могуна. Он только на миг задержался на ней, но у Овсены всё похолодело внутри, будто она предстала перед ним обнажённой. Кровь ударила в виски, и Овсена поспешно опустила ресницы.

Между тем люди стали расходиться с Капища, возвращаясь к берегу реки, где девушки закружились хороводами вокруг костров. Переливами зазвенели песни про Великие Овсени, золотые дни, добрый урожай, щедрые закрома и сытую зиму. В припевах звучали прославления славянских Богов.