Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

А в Берестянской пуще, позабыв о работе, рыдала, упав на скошенную траву, Живена, чуткое материнское сердце которой подсказало смерть родного человека, только она не знала пока, кого именно…

После того как Святослав со своей изрядно поредевшей дружиной вернулся в Киев и воины наконец отоспались и подлечили раны, после того как справили Великую Тризну по павшим героям, помянув каждого по имени, а живым воздали честь и хвалу за ратные подвиги, жизнь помалу стала входить в мирную колею.

Перед Святославом стояла задача: пополнить дружину свежими силами. Князь понимал, сколь ценен теперь каждый из его оставшихся воинов, прошедших горнило сражений у Белой Вежи и в широких степях с хазарами. Теперь его дружинники были не просто сотскими, тысяцкими или темниками, не просто выносливыми воинами – но каждый из них, пройдя через жестокие схватки, преодолев всё и выжив в самых страшных сечах, нёс в себе бесценную многоопытность, которую должен передать молодым новобранцам, принявшим Перунову клятву.

Поредевшее войско Святослава, будто часто вырубленный лес, возрождалось молодой порослью, вливающей в обескровленную дружину новые силы. В Ратном Стане вновь звучали громкие команды начальников, пели турьи рога и ржали борзые кони.

В киевских же домах и на улицах часто слышался плач матерей и вдов о не вернувшихся с поля боя сыновьях и мужьях. А в Боголесьях, на полянах и у реки звенел радостный смех девушек, дождавшихся суженых и теперь зазывавших гостей и родичей на свадьбу, что была загадана ещё до похода.

Встречая счастливых сотоварищей, гулявших с невестами, молодой тысяцкий Олеша думал о том, что и он мог бы уже справить свадьбу, – шутка ли, из такого похода живым вернулся, из сотника сразу тысяцким стал. Никто бы теперь не узнал в статном молодце с широкой грудью и гордой осанкой некогда тучного, любящего сытно поесть отрока. Олеша ловил на себе горячие взоры девушек и слышал позади себя восхищённые возгласы. Молодой тысяцкий несколько раз в задумчивости сжал и снова разжал левую руку, не отрывая взгляда от золотого перстня-печатки на безымянном пальце. Массивный, под стать его руке, с вьющимися виноградными побегами, и в их обрамлении – грозный лев с косматой гривой. Толмача, конечно, тогда не было, и что она говорила, Олеша не понял, но ему показалось, что красавица сравнила его со львом. «А что, – размышлял молодой тысяцкий, – и статью, и храбростью я царственному зверю не уступлю, да и в дружине человек не последний. Опять же по происхождению не из огнищанского рода». Он не заметил, как волна воспоминаний вновь подхватила его и понесла в то удивительное, похожее на сказку путешествие в Царьград и не менее дивную оказию появления сего драгоценного перстня.

Византийцы возили княгиню со свитой, в которую входили и они с Журавином, как люди Святослава, по граду и его окрестностям, стараясь поразить великолепием и богатством, чудным каменным зодчеством, диковинными садами и мраморными бассейнами. Это им в полной мере удалось, во всяком случае, оба молодых посланника чувствовали себя так, будто наяву попали в самое что ни на есть волшебство. Ещё дома Олеша не раз слушал разговоры знакомых купцов, что часто собирались у отца, и из тех разговоров знал, что в Царьграде кроме всяческих диковин есть ещё одна – дом, где за пенязи можно выбрать себе любую девку и возлечь с ней в отдельной светёлке. Так что, оказавшись в Царьграде и видя, как иные купцы отлучаются в портовые кабаки, а потом рассказывают такое, что берёт сладкая оторопь и краснеют уши, Олеша задумал там побывать. Это же совсем другое дело, чем дома, тут тебя никто не знает, и даже если у тебя не всё получится с той девкой, то о неудаче ни одна живая душа не прознает. А случись такое в Киеве, даже если это будет девка из робичей, тут же разлетится окрест. Тем паче хотелось себя проверить, чтоб, взяв жену, в грязь лицом не ударить.

Журавин, которому Олеша поведал свою задумку, вначале остерегался: а вдруг кто из посольства узнает, но потом согласился.

Они ускользнули незамеченными, когда все уже легли отдыхать после очередной поездки по граду и сытной вечери. Дорогу выспросили у стражника посольского двора, который знал Царьград не хуже, чем Олеша с Журавином Киев. За определённую плату он согласился вечером провести юных киян, куда они пожелают. С полчаса они шли по улицам, постепенно спускаясь к водной глади морского залива. Наконец провожатый остановился и с двусмысленной ухмылкой ткнул в двухэтажное серое здание с плоской крышей.