Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

Уйзен, решив не отвлекать главные силы на спасение Левого Крыла, между тем выстроил Сердце стрелой и всей мощью ударил в центр Святославовой дружины, намереваясь расчленить её надвое. Не уступая друг другу, в жестоком единоборстве гибли русы и хазары, но крепко стоял центр русского Сердца.

В это время Левое Крыло Издебы быстро сместилось и, обойдя врага, внезапно обрушилось на его Правое Крыло, отсекло от него три тысячи и замкнуло в коло. Началась жестокая сеча, много русичей сложили голову, но из окружённых хазар никто не ушёл.

Видя, что его Крылья большей частью уничтожены, а русы наседают с обеих сторон, Уйзен стал пятиться к полудню, чтобы не оказаться в окружении.

Святослав устремился за ним, велев Горицвету с Издебой обтекать хазар с двух сторон и сближать Крылья. Хорошо отдохнули за три дня русские кони, опережают притомившихся за время погони хазарских скакунов, чуть-чуть, да быстрее успевают совершить манёвр. Вот уже наполовину охватили степных воинов, те что было силы рванули, стремясь уйти, да поздно! Святослав уже свёл Крылья и сам во главе запасного полка ринулся на врага с грозной Перуновой печатью на челе. Заметались кочевники в смертельном коло, стали бросаться туда-сюда, а русы отсекали части от хазарского войска и истребляли их, поднимали на копья и разили мечами. Страшный гул жестокого сражения стоял над степью, земля дрожала от топота десятков тысяч конских копыт, от грома мечей и воинских криков.

Отчаянному койсожскому князю, что командовал Правым хазарским Крылом, удалось собрать остатки войска и выстроить его Лодией. Рубясь не на жизнь, а на смерть, они храбро бросались на русские мечи и копья. Отчаянные койсоги, устилая землю трупами, с нечеловеческими усилиями разорвали-таки Перуново коло и потекли к Дону.

Новоиспечённый темник Блуд дрался в этой сече отчаянно, как никогда прежде, не чувствуя ни усталости, ни жары, ни катящегося градом пота. До сих пор в ушах звучал тот сладкий миг, когда вся княжеская дружина провозглашала ему, простому воину Блуду, троекратную «славу». Он всегда был честолюбив, всегда стремился быть первым. Когда после долгих ратных занятий все падали без сил, он преодолевал усталость и старался выполнить то, что не получилось, ещё раз. Прилюдная похвала начальников за радение всегда была лучшей наградой и отзывалась внутри сладкой истомой. Он хотел стать сотником и даже тысяцким, но вот так сразу, в один миг – темником?! От одного сочетания «темник Блуд» в душе радостно пело, а за спиной будто выросли крылья. И потому нынче он рубился, наверное, за десятерых.

Впереди, в гуще прорывающейся койсожской Лодии, нет-нет да мелькал сам вражеский князь на великолепном коне в сверкающей золотом и серебром сбруе. Блуд выстроил Челюсть своей тьмы стрелою и, находясь на самом её острие, укладывая врагов направо и налево, подобно страшной мельнице смерти, ринулся прямо к месту, где за плотными рядами койсогов мелькал их богато снаряжённый князь. Ещё малость усилий – и великолепный конь будет его, Блуда, и слава того, кто живым полонит койсожского князя, троекратным рыком дружины, будто хмель, потечёт по жилам.

Осталось прорубиться лишь сквозь живое заграждение личной охраны койсожского начальника – и в этот самый миг хазарская Лодия прорвалась-таки сквозь русское коло и, как вода из мехов, потекла в степь, устремляясь к Дону.

– Врёшь, не уйдёшь! Возьму живым! – шептал про себя Блуд, устремляясь в погоню.

Вместе с ним в сумасшедшую скачку последовал личный полк его тьмы. Каждый скок коня в такой гонке может стать последним, попади его нога в ховрашью нору или оступись в промоине. Но никто об этом не думает, пришпоривая боевых скакунов. Азарт схватки и дух погони пьянит молодые головы почище греческого вина, и летят они, играя со смертью, этой черноглазой красавицей Марой, хмельные и радостные, будто в Ярилин день.

Медленно, но неуклонно настигают русские кони койсогов, обтекают с обеих сторон, хотят замкнуть их в малое коло.

– Возьму! Возьму живым! – твердит про себя молодой темник. – Дорогая броня и чудный конь будут моими по праву!

– Живым! Живым! – вторят копыта его коня.

И вдруг происходит неожиданное: личная сотня койсожского князя делает рывок и, легко оторвавшись от остальных, уходит вперёд.

Блуд стегает коня, пытаясь ускорить бег, да где там! Койсожские кони, будто птицы, улетают в сторону синего Дона, растворяясь в степной дали.

Только тут Блуд начал осознавать, что добыча, которую он уже считал своей, разом упорхнула из рук. Предвкушение столь близкой победы сменилось острой горечью разочарования и досады. Замкнув коло вокруг оставшихся койсогов, Блуд с остервенением принялся крушить их всех до последнего.