Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

Сотня Мерагора, преследуя противника, вышла из городских улиц к окраине града со стороны полуночного восхода. Прижатые к деревянному частоколу, отделявшему град от обрывистого берега Дона, хазары отчаянно сопротивлялись, а потом прыгали и скатывались вниз, чтобы укрыться под спасительным крутым берегом. Покончив с хазарами у частокола, кияне принялись стрелами «догонять» тех, кто пытался уплыть или убежать.

– Дякую тебе, Булат, – молвил сотник, кладя руку на плечо недавнего невольника, – крепко ты нам помог в сече.

Богатырь тряхнул обгорелыми русыми космами.

– Я долги хазарам отдавал, и только.

– Все, что ли, раздал? – ухмыльнулся Блуд.

– Не все ещё, вон там, за поворотом реки, – он махнул рукой в темноту, – там ещё отдать надобно. Если тот, кому долг получить положено, не ушёл в Итиль… – Булат повернулся к Вышеславу: – Дашь коня для этого дела?

– Конь твой, брат, твой навсегда. И секира, и щит Овсенислава… – Огнищанин помолчал, сглотнул горький ком и сказал: – Я с тобой пойду, только сотника упредить надобно.

– Я тоже, – откликнулся непоседливый Блуд.

– И я пойду, – отозвался ещё кто-то из киян.

– А ну тихо, что торжище устроили! – оборвал их Мерагор. – Пойдёт весь десяток, мало ли на кого наскочить можно на вражьей земле. Десятника ко мне!

– Убит десятник, – ответил Блуд, и чело его, озарённое пожаром, нахмурилось.

– Значит, тебя десятником пока назначаю, – строго молвил сотник. – Идти осторожно, вернуться живыми не позже утренней зари.

– Будет исполнено, сотник! – сразу повеселел Блуд. Он тронул коня, чтобы вести десяток через пылающий град.

– Погоди, – остановил его Булат, – так крюк большой, водой лепше. До косы переплывём, а там по берегу рысью.

– Высоко, и берег крут, как бы лошади ноги не поломали, – возразил кто-то сзади.

– Тут калитка есть, и тропа прямо к берегу выходит, – отозвался Булат, направляя скакуна вдоль частокола.

В самом деле, шагах в тридцати оказалась калитка, затвор которой после удара секиры отскочил со звоном. Спустившись к берегу, десяток поплыл на другую сторону залива и через полчаса вышел на песчаную косу.

– Добре ты места здешние ведаешь, – заметил Вышеслав.

– Я четыре раза из неволи бежал, а перед тем старательно запоминал всё: тропинки, обрывы, течения, поселения, – тихо и бесстрастно отвечал великан.

Около часа ехали вдоль донского берега, потом Булат остановил коня.

– Там, за холмом, – он указал рукой, – амбар стоит, наподобие того, из которого Вышеслав меня вызволил. В нём тоже невольники славянские, охрана – десяток-полтора конных хазар, хозяин – жидовин, с сыном в доме отдельно у берега проживает, там же пристань и трое личных охранников.

– Так давайте налетим, разом проклятых порубаем! – воскликнул нетерпеливый Блуд.

– Вокруг амбара груды сушняка и травы уложены, – возразил богатырь, – в случае чего, охорона тут же подожжёт, и сгорят братья наши живьём, пока мы с хазарами биться будем.

Русичи замыслились, как бы сделать так, чтобы пленные не пострадали.

– Думаю, так, – молвил Блуд, который больше других имел опыта, как проникать незаметно в чужие дворы, – коней стреножим, оставим тут, сами по-тихому охорону снимаем, и тогда пошли по хазарским юртам, режем их, пока не очухались, после того пленников выпускаем, а жидовина к ногтю…

– Лады, – согласился Булат, – только вокруг амбара несколько собак бегают, их стрелами снять аккуратно надо. А я, пожалуй, жидовина тем временем навещу, собак на себя отвлеку и стражу, если получится…

– Вышеслава с собой возьми, а отсюда двинетесь после того, как мы на месте заляжем и совой крикнем, – согласился Блуд.

Стреножив лошадей, кияне молчаливыми тенями ушли в обход холма.

– Так ты четырежды бежал отсюда, а что же хазары с жидовином? – тихо спросил Вышеслав.

– Били крепко, и последние два раза до смерти, думали, что я сдохну после таких побоев. А я выживал, и они стали звать меня Булатом, потому как, говорят, обычный человек из костей и мяса не может остаться живым после такого. Большие деньги жидовин хотел на мне заработать, а после последнего побега полумёртвого продал меня другому торговцу в Саркел, где ты меня и вызволил. За гроши продал, потому как не верил купивший меня саркелский жидовин, что я выживу.

– Погоди, что, рабами у хазар жидовины, что ли, одни торгуют? – удивился огнищанин.

– Большей частью да, потому что рабы – самый выгодный товар. А в Хазарии то, что наиболее выгодно, – торговля рабами, сборы с купцов за товар, налоги всякие – в руках жидовинов. Старым языческим богам поклоняются воины да скотоводы, которые для жидовинов и добывают товар живой в набегах, и животом своим рискуют, и головы свои под наши мечи кладут. Тот же из хазар, кто побогаче да поважнее, либо иудеем становится, как их Каган и Бек, царь по-нашему, либо христианином, ежели от Византии зависит, либо Аллаху в мечеть идёт молиться, коли интерес его арабы поддерживают… Погоди, ага, сова кричит. Пора!