Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

И поехал Огнислав со своими людьми опять к Кагале. По дороге встречались те же степные могилы, заросшие ковылём и пыреем, так же жарко дышала степь и нещадно палило солнце.

Когда добрались до посада, там их встретили лишь обгорелые пни да стены. Но Огнислав первым делом взял серп и пошёл жать перезревшее жито. И отроки вслед за ним поднимали колосья, собирали зерно, что не успели растоптать прошедшие рати кочевников. А другие по велению Огнислава копали яму, наливали воды и месили жёлтую землю с сухой травой, делали саманы, сушили на солнце, а потом возводили стены новой хаты, хлевов да коровников. Крыли камышом, скошенным на Кагале, и плели из верболоза плетни-ограды. И к Овсеням поднялся посад ещё крепче, чем был.

После того большая часть отроков с охоронцами уехали восстанавливать другую огнищанскую весь, а при Огниславе остались только старый ясс да трое новых работников, что сами пожелали в степи жить и трудиться – приглядывать за скотом, косить на речке камыш для топки на зиму и выполнять прочую огнищанскую работу.

А за посадом, как и прежде, стояли на курганах большие стога из сухой травы, куги и соломы, заготовленные для сигнальных дымов.

Садилось солнце за Перунову гору, жрецы приносили вечернюю требу, и дух от неё разносило ветром над Киевом и Ратным полем, где стояли дружины с Белохорватии и Волыни, готовившиеся идти на замену в тьмы Святославовы.

– Боги уже вечеряют, – принюхиваясь, говорили дружинники, – пора и нам!

Костровые снимали с огня медные котлы, а воины, достав деревянные ложки, усаживались всем десятком вокруг и с аппетитом поглощали кашу с мясом.

И сидел у одного огнища костровым старый дружинник. Он молча и не торопясь подкладывал поленья, так же степенно помешивал в котле.

Рядом молодой дружинник нетерпеливо поглядывал на него и наконец не выдержал:

– Дядько Гурята, скоро ли будет готово? Ясти уж сильно хочется!

– А сильно хочется, так и ешь недоваренное… – ответил старый воин.

В тоне его речи не было превосходства, только лёгкий укор молодой нетерпеливости. И юный дружинник, смиряя аппетит, попросил:

– Ну, тогда расскажи что-нибудь, про старовину, например…

– А про что хочешь знать?

– Откуда, к примеру, град Киев пошёл?

– Киев? Ха! Сказал тоже… Киев ему…

– А что?

– Эва, какой борзый! Всё тебе поскорей: и поесть сейчас, и про древнее рассказать – тоже сейчас, а как война, так сразу чтоб и победа. Поскорей ему надобно…

Решив наконец, что варево готово, костровой, продолжая ворчать, стал снимать котёл. Молодой помог ему. Кликнули остальных. Брали ложки, дули, чтобы не обжечься, ели молча и обстоятельно.

И когда вечеря была уже закончена, и всё прибрано, а молодой потерял всякую надежду услышать ответ на вопрос, старый воин, задумчиво глядя в огонь, сказал, как бы сам себе:

– Да, брат, Киев… Давно то было. В старые времена жил премудрый Ирей, и было у него три сына, три славных мужа. Один Индикий, а коротко – Кий, второй – Кущех, или – иначе – Щех, а третий – храбрый Хорив…

Услышав, что старый Гурята начал рассказывать про старину, остальные из десятка, да и прочие, кто оказался поблизости, придвинулись к костру, усевшись в коло, и вместе с рассказчиком отправились в увлекательное странствие по древним временам.

Перед каждым, как свиток, разворачивалась живая картина, такая знакомая любому из них по походам и вместе с тем окутанная таинственной дымкой стародавности. Вот по степям и перелескам рыщут передовые дозоры на крепких быстроногих конях, а через полгона за ними движется основное войско со своими начальниками – князьями, боярами, витязями храбрыми и умелыми. Потом скрипят, вздымая пыль, сотни телег, на которых сидят жёны, дети, старики, лежат овны со связанными ногами, домашний скарб и пожитки. Следом бегут, подгоняемые подлетками, быки и коровы, мычат, мотают большими головами и длинными хвостами, отгоняя надоедливых мух и слепней. А по обе стороны обоза, охраняя его, движутся всадники. Идут тем же порядком, каким прапрадеды их ходили. А когда Хорс заканчивает свой дневной путь, раскидывают стан у речки, так же вечеряют кашей с солониной и укладываются на возах спать. Только дозорные не спят, вглядываясь и вслушиваясь в ночную темень.

– Вышли наши Пращуры из земли арийской и шли тремя Родами, – продолжал старый Гурята, – и дошли до гор высоких. И там у их подножия, где были места, обильные травой, Кий поставил град. Потом там целое княжество выросло, а окрестные народы назвали град Киява, или Куяба, а горы Кийкавус, или Кавказус, Кий-град кавказийский, значит.