Валерий Замыслов - Святая Русь. Княгиня Мария

Как-то, будучи в крепком подпитии, Букан, посмеиваясь, посоветовал:

– Все дело, Ярослав Всеволодович, в самой полюбовнице. Есть такие прыткие на любовь, что мертвого на ноги поднимут.

– Подари, коль не жаль.

Букан тотчас подумал о Палашке, бывшей сенной девке боярина Бориса Сутяги. Он как увидел сию девку, так весь и загорелся. Хороша, кобылка! Грудастая, задастая, с похабными, озорными глазами. Такая полюбовница наверняка в постели неутомима.

Последний раз он наведался в хоромы боярина Сутяги, когда прознал, что тот внезапно окочурился. Агей ушам своим не поверил. Концы отдать (по тайному приказу Ярослава Всеволодовича) должен был Василько Константинович, а вышло наоборот. И в чем тут загадка – Букан так и не дознался. Но смерть боярина пришлась ему на руку. Тысячу гривен серебра отвалил Ярослав боярину на покушение на князя ростовского, и Букан надумал их вернуть. После недолгого раздумья выбор его пал на Палашку. Она, как наложница Сутяги, много раз бывала в покоях боярина и должна ведать, где тот прячет серебро.

Палашка вначале отнекивалась:

– Уж мне ли о том ведать, Агей Ерофеич? Боярин-то наш уж куда как усторожлив был.

– А в своей опочивальне?

– Не прятал в опочивальне! – без колебаний молвила Палашка.

Пронырливые глаза Агея так и вперились в сенную девку.

– А ты почему так уверена? Никак, сама всю ложеницу облазила? А ну-ка рассказывай.

Палашка прикинулась невинной овечкой:

– И рассказывать нечего, Агей Ерофеич. После кончины боярина и ноги моей в ложенице не было.

– Лукавишь, девка. Сейчас пойду к боярыне и спрошу: не пропало ли чего из опочивальни? Я-то уж ведаю, сколь было серебряных гривен у боярина. Ведаю!

И вот тут Палашка перепугалась. Боярыня никогда не знала, сколь гривен лежит у Сутяги в ларцах и кубышках. Скрытен был боярин. Но если Букан назовет точную цифру, а он назовет (Палашке как-то довелось подслушать тайный разговор Агея с боярином о тысяче гривен), то ей не жить. Боярыня Наталья сварлива и жестока. Но Палашка (ума ей не занимать) быстро пришла в себя и блеснула лукавыми глазами на Букана.

– Однако хитер же ты, Агей Ерофеич. Пришел в чужой дом и норовишь боярыню обокрасть. Добро, Наталья Никифоровна к обедне ушла, а то бы замолвила ей словечко и…

– Молчи, дура!

Железные руки Букана стиснули Палашкину шею.

– Меня не проведешь. Сколь взяла?

Шея хрустнула, еще миг, другой – и конец Палашке.

– Пять… пять гривен, – прохрипела она.

– Так… Остальные где? – не разжимая рук, выпытывал Букан.

– Покажу… Только отпусти… Боярыня у себя перепрятала.

С тяжелыми седельными сумами уезжал Агей со двора боярыни. Воротные сторожа его давно знали и пропускали без всяких расспросов.

А через день в Ростов притащилась добрая полусотня нищебродов. Днем толпились на папертях, а ночью, перебив сторожей, ворвались в хоромы ни о чем не подозревавшей боярыни. Наталью заперли в светелке. Сами же учинили погром в ее опочивальне. Из хором никого не выпустили. Холопов, мирно спавших в подызбице, накрепко связали, сенных девок обесчестили, а Палашку скрутили кушаками, кинули на коня, коего вывели из конюшни, и увезли с собой.

После первой же ночи с Палашкой Букан сказал:

– Запомни: я не тать. Вернул гривны великому князю Ярославу Всеволодовичу. Это его серебро. Те же гривны, кои ты похитила, я своим серебром отдал.

– За что ж такая ко мне милость?

– За твои ласки, – довольно ухмыльнулся Агей. – Они дорого стоят. Много у меня было девок, но чтоб такая… И до чего ж ты ненасытная, кобылица.

С той поры минуло пять лет. Ярослав Всеволодович стал великим князем, а сотник Букан – его ближним боярином.

А Палашку, казалось, и годы не старили. Напротив, в свои двадцать восемь лет она еще больше расцвела и еще больше стала желанной для мужчин. Такое на ложе вытворяла! Вот Букан и пожалел увядающего Ярослава. (Супруга его Феодосия, оставленная им в Новгороде, скончалась там в 1244 году; за малое время до смерти постриглась в Георгиевском монастыре и была похоронена в обители подле ее старшего сына Федора, убитого отцом в 1233 году).

А Ярослав Всеволодович и впрямь ожил: другую неделю живет со своей наложницей, но пыл его все не остывает. Ну и девку же подсунул Агей, ну и сладострастницу! Да за такую полюбовницу никаких денег не жаль.

И великий князь наградил Букана еще одной вотчиной. Агей еще больше зачванился и такую власть взял, что без его ведома ни один приезжий удельный князь не мог явиться во дворец великого князя. Высоко, высоко взлетел Агей Ерофеич!