Валерий Кормилицын - Держава том 4

Отец Иоанн знал, что этот год станет последним в его земной жизни.

15 лет назад он предсказал свою кончину: «Смерти я не боюсь, – долгими ночами думал он. – И даже возгораюсь крепким желанием увидеть ХУДОЖНИКА, который меня сотворил по образу и подобию Своему с разумом, чувством, свободой воли и бессмертьем души… Больно за Россию. Только и думаю о ней, оставляя пределы Мира. Я знаю, у России есть душа. Это – Православие. Погибнет душа – не станет и России. Сегодня у меня важный день… Сил уже мало осталось, но надо собраться… Депутаты Третьей Думы просят встречи со мной».

С трудом поднявшись с постели, упал на колени пред иконой Христа с трепетным светом лампадки и зашептал ежедневную свою молитву:

– Господи! Имя Тебе – Любовь: не отвергни меня, заблуждающегося. Имя Тебе – Сила: подкрепи меня, изнемогающего и падающего. Имя Тебе – Свет: просвети душу мою, омрачённую житейскими страстями. Имя Тебе – Милость: не переставай миловать меня», – вспомнил завет Иоанна Златоуста: «Священник должен иметь душу чище самих лучей солнечных, и чтоб он мог сказать: и уже не я живу, но живёт во мне Христос».

9 мая утром отец Иоанн провёл раннюю службу в Андреевском соборе. 49 членов Третьей Государственной думы присутствовали на ней. И здесь же стоял весь кронштадский генералитет, адмиралы, командиры кораблей.

Забыв о болезни, громко, на весь собор он возвестил:

– Вы, собирающиеся в Третью думу и готовящиеся быть советниками Царю, которого Держава занимает шестую часть света… Изучите всесторонне её потребности и нужды, болезни и раны родины, её бесчисленные сокровища, земли и воды, коими так много пользуются иностранцы по непредприимчивости русских… Будьте правой рукой Государя, очами Его, искренними и верными, деятельными и доброжелательными. При этом помните, что Отечество земное с его церковью, есть предверие Отечества небесного. Потому любите его горячо, и будьте готовы душу свою за него положить, чтобы наследовать жизнь вечную – Там!

«Нет ничего на земле быстрее времени. Даже пуля в сравнении с ним не летит, а ползёт, – после двадцатишестилетия стал задумываться о годах Аким. – Старею… Не по дням, а по часам», – несколько утрировал он.

Словно подтверждая его теоретические выкладки, мигом пролетело лето и в конце сентября, как гренадёрка на голову ( названием своего головного убора в известной русской поговорке павловцы заменяли слово «снег»), свалились младший брат с молодой женой и собакой Ильмой.

– Меня в драгунский отдел Офицерской кавалерийской школы перевели, – обнимал Акима и целовал руку Ольге Глеб. – До пятнадцатого августа следующего года обучаться стану, – радовался встрече. – Когда родители из Рубановки изволят пожаловать? – с улыбкой наблюдал, как растерявшийся старший брат целует руку такой же растерянной Натали и после, для успокоения, гладит собаку.

– Первого октября обещали прибыть.

– О-о! Как раз в этот день занятия начнутся. – Натали, любимая, ну чего ты как посторонняя стоишь? Мадам Камилла…

– Любимая.., – шутливо съязвил постепенно приходящий в себя старший брат.

– Ха-ха! Мадам, покажите нашу комнату и наведите в ней порядок.

– Чтоб как в казарме всё блестело, – вновь внёс шутливую словесную лепту в речь взбалмошного брата Аким.

Женщины заулыбались.

– Натали, нам придётся, дабы не выводить из равновесия братьев, вновь подружиться.

– Да, Ольга, согласна, – не стала спорить та и, подойдя, чмокнула в щёку бывшую подругу. – Обстоятельства складываются именно таким образом, – добавила она, неожиданно рассмешив всю компанию.

– Чересчур выспренно и пафосно, – вновь высказал своё мнение Аким, подумав: «Неужели так бывает? Только вчера разглядывал фотографию, где нас с Натали снял фотограф с кошачьим бантом на шее… И вот сегодня она здесь, рядом, – исподволь любовался жёлтыми глазами и мягкой, неброской красотой молодой женщины. – Неужели я всё ещё люблю её?» – поразился и в то же время испугался он. – Это что на Шпалерной в Аракчеевской казарме? – не слушая подтверждения, добавил, дабы восстановить душевные силы и образ бравого вояки. – Николаевское военное училище покажется тебе институтом благородных девиц…

– А вот институт, милостивый государь, просим не трогать, – шутливо возмутились дамы.

– Ну тогда, – развёл он руками, радуясь в душе, что натянутые отношения между ними проходят, – желаю тебе не стать кавалером ордена «Золотой репы», – развеселил брата. – Не лететь с коня головой в опилки первым из курса, – объяснил дамам значение награды. – Слышал, что двухлетний курс проходят около ста офицеров кавалерийских полков, а на ужасные парфорсные охоты, введённые бывшим начальником школы генералом Брусиловым, направляются даже толстяки-полковники, кандидаты в командиры полков. Говорят, некоторые из них, с перепугу уходят в отставку, лишь бы не скакать с десяток вёрст по пересечённой местности за бегущими «по живому зверю» гончими собаками.