Вашингтон Ирвинг - Рассказы

Доктор не раз слышал толки о кладах, зарытых в различных уголках острова, и уже давно сгорал желанием напасть на их след. Едва ему сообщили о причудах Вольферта, о его бреде наяву и во сне, как он тотчас же понял, что речь идет о явственных симптомах кладоискательства, и не стал терять времени на дальнейшие, праздные на его взгляд, расспросы.

Вольферт в продолжение долгих дней хранил про себя свою тайну, это мучило его несказанно, и так как домашний врач — это своего рода отец-исповедник, то бедняга обрадовался возможности облегчить свою душу. Итак, вместо того чтобы лечить, доктор сам заболел болезнью своего пациента. Все. что он узнал от больного, разожгло его жадность; он не сомневался, что поблизости от таинственных трех крестов действительно зарыты богатства, и предложил свою помощь Вольферту. Он заявил, что в делах подобного рода требуется соблюдение великой тайны и великих предосторожностей, что клад может быть вырыт лишь ночью, что обязательны известные формулы и церемонии, а также сожжение особых снадобий, что нужно произносить различные заклинания и что, помимо всего, кладоискатель должен в первую очередь запастись палочкой-указалочкой, которая обладает волшебным свойством точно указывать место, где лежат спрятанные сокровища.

Поскольку доктор и прежде занимался такими делами, он и взял на себя необходимые приготовления, и так как фаза луны оказалась благоприятною, обещал изготовить палочку-указалочку к назначенной ночи.

Вольферт преисполнился радости, что нашел столь ученого и полезного сотоварища. Все было сделано тайно и быстро. Доктор неоднократно навещал своего пациента, и славные женщины восхваляли его, наблюдая целебное действие его посещений. Между тем чудесная палочка-указалочка — этот всесильный ключ к тайнам природы — была изготовлена. Ради предстоящего дела доктор перерыл свои ученые книги; с черным рыбаком было сговорено, что он доставит их на своем челноке к месту действия, будет работать киркой и лопатой, помогая откопать клад, и предоставит им свою лодку для тяжелой добычи, которой они, без сомнения, овладеют.

Наконец наступила ночь, намеченная для этого опасного предприятия. Прежде чем выйти из дому, Вольферт посоветовал дочери и жене отправиться спать и не тревожиться, если он задержится и не возвратится домой раньше утра. Услышав от него, что не нужно тревожиться, они, как подобает разумным женщинам, немедленно ударились в панику. По его поведению они сразу заметили, что затевается что-то неладное; их страхи и опасения насчет того, что у него не все дома, ожили с десятикратною силою; они молили его не подвергать себя опасностям простуды на ночном воздухе, но все было напрасно: раз Вольферт оказался верхом на своем коньке, нелегко было выбить его из седла.

Стояла ясная звездная ночь, когда он вышел из дома Вебберов. На нем была широкая шляпа с опущенными полями, подвязанная у подбородка платком дочери для защиты от ночной сырости; госпожа Веббер в свою очередь накинула ему на плечи свой длинный красного цвета плащ и закрепила его у шеи. Доктор был не менее заботливо вооружен и снаряжен своею домоправительницей, вечно бдительной фру Ильзи, и отправился в путь в своем камлотовом балахоне вместо обычного сюртука; голову его прикрывала бархатная ермолка, над которой высилась еще треугольная шляпа; под мышкой у него была толстая книга с застежками; в одной руке держал он корзину со своими зельями и сушеными травами, в другой — чудодейственную палочку-указалочку.

Пока доктор и Вольферт пересекали церковный двор, часы на колокольне пробили десять, и ночной сторож хриплым голосом прокричал свое протяжное и унылое:

«Все в порядке!» Маленький городок был погружен в глубокий, спокойный сон. Кругом царила зловещая тишина, и ничто не нарушало ее, разве порою лай какой-нибудь непутевой бродячей собаки или серенада романтически настроенного кота.

Вольферту, правда, почудилось — и притом несколько раз, — будто он слышит, как кто-то крадется в отдалении сзади них, но ведь это могло быть лишь эхо собственных их шагов, отдававшихся в глухих пустынных улицах. Ему даже померещилось раз-другой, будто он видит фигуру высокого роста, которая неотступно скользит за ними, останавливается, когда они останавливаются, и трогается с места, едва они двинутся дальше, но туман и тусклый свет фонаря бросали настолько зыбкие тени и отсветы, что все это могло быть просто игрой воображения.