Вашингтон Ирвинг - Рассказы

К тому же маленький человечек из-за забот и волнений, которые доставляло ему поместье, сделался с некоторых пор раздражительней, чем обычно. Ему неоднократно передавали досадные слухи и басни, ходившие в народе о старом доме; он с большим трудом убедил крестьянина и его семью не покидать фермы и вынужден был ради этого отказаться от ренты. Всякий раз, как он туда приезжал, ему надоедали бесконечными жалобами на загадочные стуки, а также на призраков, которые якобы беспокоят по ночам обитателей дома, и по возвращении доктор рвал и метал, изливая на домашних накопившуюся в нем желчь и досаду. И в самом деле, постигшие его неприятности были совсем не пустячные: они ущемляли одновременно и его гордость и его кошелек. Ему угрожала потеря доходов с имения, и кроме того, — судите-ка сами! — какой удар по тщеславию! Быть владельцем… «Дома с привидениями»!

Было замечено, впрочем, что как-никак, а доктор ни разу не ночевал в своем пригородном поместье; больше того, никакими силами нельзя было убедить его остаться в нем после наступления темноты; он неизменно пускался в обратный путь в час, когда в сумерках начинают мельтешить летучие мыши. Происходило это собственно оттого, что втайне он верил в призраки и приведения, ибо начало своей жизни провел в стране, где их особенно много: передавали, что, будучи мальчиком, он будто бы видел однажды в горах Гарца, в Германии, самого дьявола.

В конце концов положение с фермой стало просто критическим. Однажды утром, когда он сидел у себя в кабинете и клевал носом над большим фолиантом, его дремота была внезапно прервана взволнованной домоправительницей.

— Ну и дела! — вскричала она, входя в комнату. — Прибыл Клаус Хоппер со всеми пожитками. Он клянется и божится, что на ферме ему заживаться нечего. Вся семья окончательно рехнулась с перепугу. В старом доме такая возня и такой грохот, что они не могут спокойно спать!

— Dopper und Blitzen! [24] Гром и молния (нем.) . — нетерпеливо воскликнул доктор. — Когда же они прекратят, наконец, дурацкую болтовню! Что за болваны! Несколько крыс и мышей выживают их из отличного помещения!

— Ну уж нет, — сказала домоправительница, покачивая головой с таким видом, точно ей доподлинно известно решительно все; она была уязвлена неверием доктора, усомнившегося в правдивости чудесной истории с привидениями, — там есть еще кое-что, помимо крыс и мышей. Вся округа только и толкует о вашем доме; подумать только, чего-чего там не видели! Петер де Гроодт вспоминает, что семья, которая продала вам ферму и укатила обратно в Голландию, не раз делала какие-то загадочные намеки, и бывшие владельцы пожелали вам «удачной покупки». Да что говорить — вы и сами отлично знаете, что не найдется семьи, которая согласилась бы жить в этом доме.

— Петер де Гроодт — чурбан и старая баба! — пробурчал доктор. — Готов поручиться, что он-то и набил головы этих людей своими нелепыми бреднями. Это такая же чепуха, как то привидение на колокольне, которое он придумал, чтоб найти себе оправдание, почему в студеную зимнюю ночь, когда горел Харманус Бринкерхоф, он не ударил в набат. Прислать сюда Клауса!

Вошел Клаус Хоппер. Это был неуклюжий деревенский простак; оказавшись в кабинете самого доктора Книпперхаузена, он оробел и не находил слов, чтобы изъяснить причину своей тревоги и страхов. Он стоял, теребя одной рукой шляпу, переминался с ноги на ногу и то посматривал на доктора, то бросал косые испуганные взгляды на оскаленный череп, который, казалось, потешался над ним с высоты платяного шкафа.

Доктор пытался любыми средствами убедить его вернуться на ферму, но все было напрасно: в ответ на каждое его увещание или довод Клаус неизменно бросал свое краткое, но решительное «Ich kan nicht mynheer» [25] Не могу, сударь (голл.) .

Доктор был, как говорится, «маленький горшок — мигом кипяток», постоянные неприятности из-за имения и так стояли у него поперек горла. Упрямство Клауса Хоппера показалось ему чем-то вроде открытого бунта. Он внезапно вскипел, и Клаус поспешно ретировался радуясь, что ему удалось улизнуть неошпаренным.

Когда увалень Клаус попал, наконец, в комнату экономки, он застал там Петера де Гроодта и еще нескольких человек, готовых поверить каждому его слову и принять его приветливо и радушно. Здесь он вознаградил себя за все, что претерпел в кабинете, и рассказал целую кучу историй о заколдованном доме, несказанно поразивших воображение слушателей. Домоправительница назло доктору, который столь неучтиво принял ее сообщение, верила всему без разбора. Петер де Гроодт выступил, в свою очередь, с целым ворохом отменных преданий, относящихся ко времени голландских правителей, а также с легендой о Чертовом переходе и о пирате, вздернутом на острове Висельника и продолжавшем болтаться здесь по ночам даже после того, как оттуда была убрана виселица; о духе несчастного губернатора Лейслера, повешенного за государственную измену и все еще посещающего старую крепость и присутственные места. Кружок сплетников и болтунов, наконец, разошелся по домам, и каждый унес с собою жуткую новость. Пономарь снял с себя ее бремя в тот же день на собрании прихожан, а кухарка-негритянка, покинув свою кухню, полдня провела у уличной помпы места встреч и, так сказать, клуба домашней прислуги, делясь новостями со всеми, кто приходил за водой. Вскоре весь город только и толковал, что о происшествиях в «Доме с привидениями». Одни говорили, что Клаус Хоппер видел самого дьявола, другие недвусмысленно намекали, что в доме собираются души залеченных доктором до смерти пациентов и что в этом истинная причина, почему он собственно и не решается в нем поселиться.