Марк Казарновский - Город, которого нет

Так кто же мы? Я – Веня, (как меня в школе и на улице ребята звали). Папа – Михель. Так вот, были мы обыкновенные немецкие, вернее, в те времена, прусские жители естественно страны Пруссия, которая потом стала Германией. Но всё потом. Потом.

А пока мы всем семейством чинно ходили в кирху, что на Дюрерштрассе. Или в Штайндаммовскую. Или ещё куда. Хорошо помню чудесное пение хоров в кирхе да звучание органа. Но вечерами в нашем доме вот что происходило. Отпускалась горничная Минна. Мама расставляла серебряные приборы, папа приносил из булочной хлеб – плетенку (халу). Мама зажигала свечи, все мы садились за стол. Вымытые, чистенькие. И уже знали – празднуем субботу. Правда, окна велено было занавешивать и на улице да в школе или где ещё и кому-либо об субботах не болтать.

Оказывалось, что мы празднуем «шабес», субботу, святой день у евреев. Вот таким образом я по субботам становился не немцем-прусаком, а просто еврейским ребёнком. Теперь понятно, чем, или кем мы были, Фогели аптечные. Мы были крещеными евреями, принявшими протестантство. Но остались евреями. И не только по субботам.

Вероятно, нужно немного сказать о кенигсбергских евреях. Хотя эти воспоминания и особенности жизни прошли через мою призму времени. Что там мальчику 10 лет, может запомнится.

Оказалось – может. Во-первых, мы, Фогели, были всеядны. И с удовольствием поглощали свиные сосиски. И колбасы были в почете. Но когда мама говорила, что вот этого есть нельзя – мы и не ели.

Помню, что все, и бедные, и средние и богатые в воскресные дни с сумками да кошёлками шагали на базар. Все мы хорошо знали немецкий – он же наш родной язык. Но дома мама и папа говорили на идиш и посмеивались над нами, детьми, что мы многое из мамэ-лошен 4 4 Мамэ-лошен – мамин, родной язык (идиш.). не понимаем. Но мы быстро его осваивали. Ещё бы – почти немецкий.

Особенно легко нам давались запретные выражения. Например – тухес 5 5 Тухес – задница (идиш.). . Или – шлимазл 6 6 Щлимазл – растяпа, неудачник (идиш.). . Да много чего мы понимали с пол-оборота.

Так вот, помогали мамам нести с базара яйца, пышки, мясо, масло, сыр. А базар шумел. Немецкий, польский, идиш, литовский – и все это шумит, балакает, ругается, смеётся. А ещё здорово, если на базаре встретишь Баську. Дочь семьи Резников. Сам Резник был спокойный, благочестивый еврей. Не крещёный. О Басе же расскажу позднее. Если вообще смогу рассказать. Жили мы на острове Кнайпхоф. Всего было три городка: Кнайпхоф, Альтштадт и Лебенихт, которые и составили славный Кёнигсберг. Мы, Фогели, жили, как я уже сказал, на острове Кнайпхоф. Здесь в основном обитали купцы, судовладельцы, в общем – «бизнесмены» или гешефтмахеры. А в районах Альтштадта и Лебенихта уже царила кенигсбергская аристократия: учёные, музыканты, адвокаты, журналисты, врачи.

Вообще, город был лоялен ко всем пришлым. Поэтому-то в нём не было ни гетто, ни погромов. До 1933 года, когда вдруг в жителей города разом вселилась зараза, отравившая все оставшиеся годы существования города.

А пока на нашем острове – главный храм города – Кафедральный собор. Одна его стена всегда покрыта плющом. Рядом – могила Канта. Что нам, ребятам, было совершенно не интересно. Интересно же было пробежаться по улицам, чистым и мощенным до маяка, что в конце Рыбной деревни. А запахи! Смола, битум – конопатят лодки. Салака, селёдка – ее запах не выветривается. Сейчас осень – ее и вялят на уже осеннем солнце. Город весь красновато-палевых оттенков. Черепичные крыши, запах водорослей, дождя и мокрой сирени. Туманы по вечерам с реки Прегель.

У домика смотрителя высокого моста была чудесная песчаная отмель – лучшего места для купания и не найдёшь. А потом можно промерзшим и мокрым подбежать к рыбакам, что жарят салаку. Дадут обязательно. А вкуснее этого нет ничего на свете. Когда тебе всего-то 10 лет, и ты уже приучаешься к жизни. Пока, правда, рассыльный в аптеке у папы. Но это – пока. А как интересно бегать по набережным острова смотреть корабли, шхуны, рыбачьи лодки. Впитывать запахи. Рыбы. Сирени. Горячих булочек с тмином и корицей. Аромат кофе. Жизнь было чудесна и безоблачна.

Можно было поутру пробежать все мосты острова. Лавочный, Зелёный, Кузнечный, Потроховый, Деревянный, Медовый. И сразу в замковый пруд. Это там, у рва Замка, когда ручей Лёбебах перегородили, вот пруд и образовался.

Осенью праздники.

Вот музыка, барабаны, свистульки. В длинную цепочку идут мясники. Несут колбасу, этак метров 10-15, идут к ратуше, руководству города отрезают и торжественно так вручают по значительному куску. А затем на столы колбасы, огурцы солёные, капуста квашеная. И – пиво, пиво, пиво. Нас конечно и близко к столам не подпускают. Ну и ладно. Мы и дома, ведь не хуже других живём. Всё-таки – Фогели.