Марк Казарновский - Город, которого нет

Вот таким образом Фогель-младший и решил отправиться в Россию. О которой у них в городе информации было предостаточно.

И заработок пошел. В аптеку пришлось взять ученика и старшего провизора. И все равно с утра до вечера трудились все, изготавливая помады, румяна, средства для отбеливания лица (молоко, сметана, мед яичный желток, сок огурца, отвар петрушки). Да сколько стояло по полкам из красного дерева мазей, микстур, настоек трав, банок с растираниями.

Всё было в аптеке. У Фогеля безусловно аптечное дело было наследственное. И не смолкал, звякал колокольчик на первом этаже.

– Ах, фрау Грета, вы прекрасны.

– Ну, герр Фогель, вы как всегда – дамский угодник. Все не могу выучить вашу французскую фразу про кожу.

– А, эту: peau veloutée – peau satinéе 1 1 peau veloutée – peau satinée – кожа бархатная или атласная (фр.) . , ха-ха-ха.

– Этот ужасный французский язык, не находите ли, герр Фогель.

– Нисколько, фрау Грета, ведь это: C’est très bien porté 2 2 C’est très bien porté – Это хорошо звучит (фр.). . Вам как всегда, для очищения лица и растирания для колен. Арнольд, обслужи фрау Гретхен, bitte 3 3 bitte – пожалуйства (нем.). .

И так целый день. Динь-звяк, динь-звяк. Динь – это колокольчик. Звяк – это монеты в кассу. Ура, жизнь идет!

Но была ещё и личная жизнь. Как же без неё. Хоть Фогель был и длинный и на вид этакая немецкая флегма, но вовсе нет. Нет! Бушевали в душе Фогеля страсти восточные. Редкие, подчеркиваю, редкие дамы, коим удавалось убедить Фогеля в своих глубоких чувствах посредством невразумительных стихов. Мол, очень хочется.

И подобную ерунду. Фогель иногда поддавался и тогда, победно улыбаясь, дама своим подружкам такое рассказывала. Вероятно, весьма привирая. Ибо, какая Евина дщерь удержится, чтобы не приврать.

Но оставим потомкам эти отвлечения.

Дела у Фогеля шли хорошо, он ещё одну аптеку открыл недалеко от Лефортова. До сих пор переулок тот называется Аптекарским. Да и аптека на углу до сих пор стоит. Пока!

Фогель при случае русские деньги превращал в золотые талеры и посылал с оказией в Кёнигсберг. В банк своего дяди – тоже Фогеля. Вот такие они, Фогели.

У Фогеля была прислужница, которая выучилась аптечному делу и споро растирала мази или продавала белила. Звали девушку Мария. Фогель называл её – Марья. Или ещё – мой котенок. И чувствовал – он любит эту русскую прислужницу, эту Марию – Машу больше всех аптек, лекарств и перевязочных материалов. А может – и больше жизни. Вот как бывает, оказывается!

Было у Фогеля ещё одно увлечение. Астрология. Он вообще увлекался небом. Купил телескоп и на чердаке в светлые ночи по звездному атласу древних составлял гороскопы.

Дело это, астрономия, было не тайное. Не под запретом. И церковь, хоть и искоса смотрела на звездочетов, но терпела. На костер не тащила и в чернокнижники не записывала. Но…

Фогель и гороскопы, и гадания по звездам составлял, даже за деньги, но особо этот свой «бизнес» не афишировал. По старой еврейской привычке – чтобы не завидовали.

Но гороскопы составлял, гадая по звездам и иными методами – производил и за это в немецкой слободе был даже уважаем. Так как знал, что, кому, когда нужно было нагадывать.

Поэтому Гертруды, Элизы и Минны благополучно выходили замуж за бравых, налитых пивом офицеров, а вдовушки и вообще одинокие особы тоже получали утешение в виде обещаний светлого будущего. (Совсем как несколько веков спустя народ российский тоже ждал в стране СССР этого светлого пришествия).

В общем, Фогель угадывал, делал все осторожно, хоть и балансировал. Тихонько, но счет герра аптекаря и звездочета Фогеля в банке его дяди в Кёнигсберге рос. И это было хорошо.

Пока однажды не стало плохо. Не совсем, но…

Однажды в подъезд, что вел в покои герра Фогеля, постучали. Да громко. Нетерпеливо. Кажется, даже властно.

Фогель с российской действительностью особо не сталкивался. На ассамблеях все больше были свои, местные. Немцы, французы, меньше – англичане. Ко двору он, слава Богу, приближен не был. Врачи двора Фогеля избегали из-за опасения, мол, кто его знает. Принесет, мерзавец, мазь императрице и попадет в «случай». И уж раскроет матушке – государыне, что вовсе дворцовые лекари не смыслят в деле Гиппократа.

В дверь стучали. Фогель спустился быстренько, однако, в левой руке стилет припрятал. Слобода хоть и немецкая, а жизнь-то российская. Лихих людей хватает.