Анна Ветлугина - Игнатий Лойола

Они с Эльзой так увлеклись друг другом, что их чуть было не застукали. Правда, после этого случая любовь школяра к девушке почему-то быстро пошла на убыль. Хорошо ещё, ничего серьёзного не случилось. Эльза просто перестала с ним здороваться.

Зато тремя годами позже Фромбергер уже с радостью отдал бы душу за Лютера. Тот стал его любимым университетским преподавателем. Теперь Альбрехт знал наизусть все 95 лютеровских тезисов. Они опьяняли его сильнее самого крепкого пива. Они оправдывали нежелание следовать по стезе отца и братьев, испокон века занимавшихся скучным пекарским делом.

Хорошими католиками Фромбергеры тоже слыли испокон века. Церковные ритуалы с детства казались маленькому Альбрехту чем-то тяжёлым и пыльным, вроде их старого комода, изъеденного червями. Комод загромождал детскую, пах сыростью и не отличался удобством, но никому и в голову не приходило избавиться от него.

Такими же тяжко-необходимыми были и бесконечные мессы на непонятной латыни. Но как обойтись без них? Разве можно жить без Церкви? И Лютер доказал: можно. Лютер нёс свет, озаряя им тёмные невежественные души, освещая пыльные, затянутые паутиной закоулки ума. К святая святых — церковным таинствам — он, не стесняясь, подошёл с острым ланцетом научного сознания. Он начал переводить Библию. Вместо старого закостенелого: «Совершите исповедь» Лютер предлагал более точный вариант: «Измените свои мысли». Такая трактовка приводила в восторг юного студиозуса.

В это сумеречное промозглое утро Фромбергер, как обычно, пересекал рыночную площадь, направляясь на занятия любимого профессора. Лекции Лютера имели статус «antilucanae», то есть обязательных. Потому читались они до колокола, призывавшего к молитве. За такую варварскую рань можно было возненавидеть любого профессора, но не этого. Альбрехт, да и его товарищи, находили в себе героизм проснуться, несмотря ни на какие вчерашние попойки.

Итак, студиозус летел на встречу со знаниями. Уже на подходе к университету его слуха коснулся гул голосов, слишком громкий для времени, когда все спешат, боясь опоздать и получить выговор от ректора. Завернув за угол, он обнаружил, что пути дальше нет. Университетский двор был запружен беснующейся толпой студентов, бакалавров, магистров и просто городских зевак. Рядом с собой Альбрехт увидел Людвига — прыщавого шалопая с вечно жирными слипшимися волосами — и спросил:

— Что стряслось, не знаешь?

— Да всё dominus nostris! — с воодушевлением ответил тот. «Нашим господином» они по старинной студенческой традиции звали Лютера. — Его тезисы всё-таки дошли до папы!

— Так это разве новость? — удивился Фромбергер. — Лев X уже давно обозвал его упившимся немцем, который бредит с похмелья. Только, по-моему, Лютера это не сильно обеспокоило.

— Теперь обеспокоит. — Людвиг ожесточённо начал чесать ухо. Тут толпа завопила «Лю-тер! Лю-тер!» Студиозусы присоединились к воплям.

— Смотри! — Людвиг больно ущипнул Альбрехта. — Вон он идёт, и булла в руке. Что же будет?

— Так что же, папа... — с ужасом начал Фромбергер. В голове его пронеслось множество мыслей. Булла, анафема, сожжение на костре... А что будет с теми, кто разделял его взгляды? Вроде бы инквизиция в германских землях не так свирепа, как, скажем, в Испании, но ведь никто не знает этого наверняка. А вдруг все студенты Лютера уже отмечены в особых списках? И он, Альбрехт Фромбергер, стоит там первым номером?

Ноги его сами сделали несколько шагов прочь. Людвиг посмотрел насмешливо:

— Что? Крысы чувствуют — наш кораблик дал течь?

— Так его всё-таки отлучают? — Альбрехт ещё потопал вперед-назад, как будто хотел согреться.

— Ха! Проснулся. Отлучили уже. Сам папский аббревиатор буллу составил. И ещё... — начал Людвиг и осёкся потому, что вокруг наступила мёртвая тишина.

Раздался хорошо знакомый им, глуховатый голос Лютера. Они увидели его сухощавую фигуру на каком-то возвышении. Наверное, кто-то принёс скамью из аудитории. Лицо профессора выглядело усталым и одутловатым от бессонных ночей, проведённых за переводом Библии.

— Я получил эту папскую буллу, — произнёс он с отвращением. — Я презираю и отвергаю её, как безбожную и лживую. До сих пор я только слегка играл с папой. Теперь начнётся самая серьёзная борьба...

Безмолвная толпа зашевелилась. Многие протискивались, стремясь покинуть университетский двор. Но не Альбрехт.

Безумное вдохновение вдруг охватило его. Он сорвал с плеча сумку и начал торопливо рыться в ней.