Виктор Юнак - Тамбовский волк

Тухачевский выпрямился и зло стукнул ладонью по столу.

— Иероним Петрович! — обратился он к своему заместителю Уборевичу. — С Рассказово это происходит вторично. Неужели нам мало одного случая, и мы по нескольку раз будем наступать на одни и те же грабли.

— Михаил Николаевич, проблема в том, что бандитов в Рассказове не было до последнего дня. Мы держали ситуацию под контролем. Но три дня назад связь с селом оказалась прерванной, причина обнаружилась быстро — антоновцы, прежде чем напасть, уничтожили телефонные и телеграфные провода. Меня, однако же, больше беспокоит другое. Мы иногда не предполагаем, куда устремят свой удар бандиты и откуда они при этом выскочат. Антонов же знает о практически каждом нашем шаге, о каждой нашей операции.

— Это говорит только об одном, товарищ Уборевич — в нашей армии у них имеются свои агенты, свои осведомители.

— Значит, необходимо провести тщательную чистку наших рядов, — стукнул по столу Антонов-Овсеенко. — И начать необходимо со штаба.

— Вот прямо сейчас и начнём, — вспыхнул Уборевич. — Если бандиты узнают о том, что мы здесь сейчас планируем, значит, точно — в наших рядах укрылась контра!

— Товарищ Уборевич! — снова взял слово Тищенко. — Вся проблема в том, что бандиты прячутся в лесах, как волки, а в сумерках вылезают, делают своё подлое дело, и снова прячутся.

— А вы выманивайте их из леса, — возразил Тухачевский. — Вон, как комбриг Котовский Матюхина. Или травите сволочей газом.

— Но мы даже не знаем, сколько их.

— Так узнайте, чёрт возьми! — снова хлопнул ладонью по столу Тухачевский и встал, пройдясь несколько раз по штабному купе. — Кто из нас начальник Оперуправления, а, товарищ Тищенко? Или прикажете нам с товарищем Уборевичем заниматься разведкой, а затем, на основе её данных отдавать вам распоряжения?

Тищенко стоял у вывешенной на стене карты Тамбовской губернии, опустив голову. Пауза несколько затянулась. Наконец, Тищенко поднял голову.

— Товарищ Тухачевский, разрешите мне лично произвести разведку.

— И каким образом вы собираетесь это сделать? — удивлённо посмотрел на него командующий.

— Я полечу на аэроплане. Сверху можно увидеть то, что с земли никогда не увидишь.

— А это не опасно для вашей жизни? — Тухачевский перевёл взгляд с Тищенко на Уборевича, затем на начальника штаба Николая Евгеньевича Какурина, бывшего полковника царской армии, ещё в 1910 году окончившего Академию Генштаба.

— Думаю, что в предложении товарища Тищенко есть рациональное зерно, — поддержал своего подчинённого Какурин. — Для бандитов это будет неожиданно, да и не думаю, что они поймут, для каких целей над ними будет кружиться аэроплан. Уж если они любой автомобиль нынче принимают за броневик, то аэроплана и подавно испугаются.

— Можно рискнуть, — согласно кивнул головой и Уборевич.

— Ну что ж, — Тухачевский снова сел на своё место и, немного подумав, тоже согласился. — Так тому и быть. Завтра я жду доклада по результатам вашей воздушной разведки, товарищ Тищенко.

Всегда после тревожных волнений и совещаний Тухачевский любил уединяться в одном из купе своего вагона, где была его мастерская. Ещё в раннем детстве столбовой дворянин Чембарского уезда Пензенской губернии Миша Тухачевский остался без матери. Его воспитывал отец и, пожалуй, даже больше, чем отец, француженка-гувернантка. Она и старалась привить Мишелю хороший вкус и сделать его всесторонне развитым мальчиком. Ради этого и наняли ему учителя музыки — гувернантке хотелось, чтобы Мишель научился играть на скрипке. Да и у самого мальчика было к этому стремление: рояль казался ему слишком прост, а вот извлекать музыку из скрипки, где не были обозначены лады, и скрипачу следовало полагаться только на свой слух, — это ему казалось большим искусством. Откуда было знать француженке, что скрипка окажется для Миши непосильной. В гневе, он даже разбил ни в чём не повинный инструмент. Однако чуть погодя, словно устыдившись этой своей минутной слабости, он собрал осколки инструмента и попытался их склеить. И, как ни странно, нашёл в этом занятии много прелести. С тех пор это стало его любимым делом: в минуты отдыха он делал скрипки. И, как признавали некоторые музыканты впоследствии, весьма неплохие. Их у него было много. Сам, разумеется, он на них не играл, но любил дарить друзьям и знакомым.

Вот и сейчас, приняв решение о воздушной разведке, но мучимый какими-то сомнениями в успешном её завершении, Михаил Николаевич уединился в купе-мастерской и занялся своим любимым делом — ведь все необходимые атрибуты для этого он всегда возил с собой.