Евгений Балакин - Именами вашими стоим

Капитан-поручик подал лекарю свою руку и сказал, глядя тому прямо в глаза:

– Одно из качеств моего характера – прощать людей слабых. Поэтому я вас тоже прощаю.

Цидеркопф сделав вид, что этого не услышал, тут же отдёрнул руку назад, а Анечка захлопала в ладоши:

– Ну, вот и хорошо! И впредь, господа, прошу вас не испытывать великодушия наших милых хозяев.

Лизочка подошла к ней и, приобняв, поцеловала в лоб:

– Дорогая моя, наше терпение, как у ангелов, его на всех хватит. Так ведь, Андрюша?

Она посмотрела на мужа.

– Так, Лизанька, так.

Беэр расправил густые свои усы и, слегка прищурившись, залюбовался Лизочкой. Он смотрел на её волнистые волосы, на её глаза, на лицо, выражение которого так неуловимо менялось, на линию её спины, на её платье, красиво подчёркивающее её фигуру. «А ведь, случись что, не удержу её. Никакими силами не удержу. Бога молю, чтобы не при жизни! Вот помру, тогда и освободится. А ежели раньше влюбится в кого – застрелюсь».

Она почувствовала на себе его взгляд и, обернувшись, улыбнулась ему.

– Андрей Венедиктович! Да что с вами? Ведь пятый раз уже к вам обращаюсь.

Беэр непонимающе посмотрел на стоящего пред ним Леубе, затем усмехнулся.

– Виноват, братец. Вот, на собственную жену засмотрелся, старый дурень. Так о чём, бишь, ты?

– Я говорю, Андрей Венедиктович, а не расписать ли нам ещё один банчок покуда холодец не подали? Вон и Козьма Дмитриевич не против.

Генерал-майор своё согласие дал, и все желающие поспешили к зелёному сукну одного из игорных столов. В соседнем зале вновь заиграла музыка, и прибежавший оттуда лейтенант Франц Рит громко объявил:

– Дамы и господа! Танцы продолжаются!

Это вызвало оживление, и многие из гостей поспешили на звуки музыки.

Молодой, недавно приехавший на Алтай саксонец Франц Рит воспринимал мир легко. Он был из богатой бюргерской семьи, и в Россию приехал не ради денег, а исключительно из любопытства. Собственно, ему было всё равно куда ехать, и с таким же успехом он мог бы отправиться и в колониальную Африку. У него был высокий рост, светлые вьющиеся волосы. Голубые глаза, всегда широко распахнутые, смотрели на людей прямо и слегка восторженно.

Здесь, в Барнауле, он пристрастился к карточной игре и, вдобавок ко всему, со всем пылом своего саксонского сердца влюбился в Анну Леубе. Она, догадываясь об этом, в чувствах своих к нему пока не определилась, но ей доставляло удовольствие пококетничать в его присутствии с другими молодыми офицерами и, наблюдая за ним исподтишка, видеть, как он мучается. Вот и сейчас, увидев, как Франц направляется к ней, Анечка подхватила под руку прапорщика Ивана Владимировича Столова и упорхнула, сделав Риту невинные глаза.

Жена Ивана Владимировича, Вера Николаевна Столова, болезненного вида дама, сидя в кресле, с лёгкой улыбкой на губах наблюдала за происходящим. Вера Николаевна действительно была больна и, судя по всем признакам, это была чахотка. Летом под воздействием сухого смолистого воздуха болезнь отступала, но длинные суровые зимы обостряли её, и болезнь прогрессировала. Франц задумчиво посмотрел вслед Анечке. Рядом с ним за игорным столом начинали постепенно закипать страсти, и лейтенант, с минуту потоптавшись в нерешительности, подсел к игрокам.

Вера Николаевна подошла к открытому окну. Ночной воздух был чист и прохладен. Её роскошные тёмные волосы, забранные в замысловатую причёску, красиво оттеняли бледную кожу лица, но было в этом контрасте что-то безжизненное, может быть потому, что не хватало других красок. Она посмотрела на небо.

«Каждая звёздочка, как чья-то душа. Наверное, когда человек умирает, на небе становится на одну звезду больше. А интересно, какая звезда будет у меня? Может быть, самая маленькая и неяркая».

Она едва успела выхватить из сумочки платочек, как через мгновение всё её тело стало сотрясаться от еле сдерживаемого кашля. Вера Николаевна старалась, чтобы приступы проходили незаметно для окружающих, но в последнее время ей это удавалось делать всё труднее и труднее.

Заметив обращённые к ней взгляды, она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась жалкая, а в глубине её глаз стоял ужас от беспомощности и неотвратимости того, что в скором будущем должно было с ней произойти.

Внезапная слабость заставила Веру Николаевну прислониться к стене. Рукой она пыталась найти подоконник, чтобы опереться. К ней подбежал Франц и, поддерживая её, усадил в кресло.