– Я возьму, – напористо произнёс глухим голосом. Жрец раскрыл руки, обозначая всем своим видом запретную тему, и воскликнул тонким от волнения голосом:
– Эгида принадлежит богине!
– Теперь она моя! Ты сказал, что герой может взять эгиду. Я тот герой!
Резко отстранив жреца, снял святыню. Прижимая к груди, заявил, обращаясь то ли к сопровождающим гетайрам, то ли к жрецу или самой Афине:
– Эгида послужит мне, пока я не покончу с Дарием! Потом верну, слово царя!
На выходе повернулся к жрецу.
– Храм и тебя не оставлю без своего участия.
Священнослужитель, осознав, что имеет дело с царём, показал на тёмный угол.
– Там лира Париса*. Не хочешь ли тронуть священные струны?
– Нет! А если бы ты указал, где спрятана лира Ахилла, тогда другое дело! Сейчас недосуг! Меня ждёт Азия!
Уже за спиной услышал:
– Возможно, лира лежит в могиле Ахилла. Мне известно его захоронение. Его слова прозвучали, словно гром с ясного неба!
– Веди!
Шли недолго, преодолевая косогоры и овражки пересохших ручьёв. По дороге священнослужитель успел рассказать о смерти Ахилла так подробно, словно присутствовал на погребении:
– Семнадцать дней воины-греки оплакивали великую потерю, одевшись в пышные доспехи, вместе с ними Фетида и бессмертные боги. С Олимпа спустились Музы; пели погребальный гимн. Когда догорел костер, собрали кости Ахилла, положили в золотую урну, подаренную Дионисом. В урну положили и кости друга Патрокла, захоронили в одной могиле. Насыпали гору земли, далеко стало видно с моря.
С трудом пробираясь через заросли низкорослого кустарника, добрались до невысокого земляного холма, по признакам, очень давно насыпанного. Александр оставил спутников внизу – захотел побыть наедине со временем, Гомером, Элладой и предком – поднялся к вершине. Небольшой провал, сплошь заросший асфоделью*, говорил о давнем захоронении. Совершив обряд в честь своего предка-героя, принёс искупительную жертву троянскому царю Приаму, убитому греками. Удовлетворённый, спустился к подножию, там обнажился. Умастив маслом тело, вместе с другом Гефестионом обежал три раза вокруг холма. Завершив, воскликнул с юношеским восторгом:
– Я не царь Македонии!
– А кто ты? – удивился Гефестион.
– Я общался с богами и героями. В меня вселилась бессмертная душа неистового Ахилла! Я, как он, разъярённым львом готов сражаться с персами!
Друзья не поняли, всерьёз он говорит или ещё не вышел из мифологического образа. Но то, что Александр вдохновился историей Гомера, заметили по приподнятому настроению.
Гефестион не разделил упоение друга-царя, промолчал. Поостерёгся напомнить, что Ахилл не сам распорядился своей судьбой – так решили боги. Мать Фетида, пожелав сделать сына бессмертным, погружала младенца в подземную реку царства Аида, Стикс, но держала за пятку. Тело стало твердым, меч отскакивал, но пятки чудодейственная вода не коснулась. Лишь Аполлон знал уязвимость Ахилла, обещал Фетиде хранить его и тайну. Во время войны греков с троянцами бог покровительствовал Трое, предупредил Ахилла, чтобы не проявлял жестокости, а он не повиновался и готовился сразиться с богом. Разгневался Аполлон и, незримый, направил стрелу Париса в пяту Ахилла… Неужели о таком исходе грезит Александр?
На следующий день войско направилось к Абидосу, где давно поджидала вторая часть македонской армии; она прошла до Коровьего Брода (пролив Боспор), где на торговых судах и рыбачьих карабасах переправилась на азиатский берег*.
* * *
Армия воссоединилась, и теперь уместно подвести первые итоги. Во время перехода потерь избежали, удача сопутствовала и в храме Афины у Илиона. Царю досталась священная эгида, с которой царь не расставался, на ночь держал у постели в палатке. Подарок богов? К счастливым обстоятельствам отнеслось и непредвиденное место захоронения Ахилла. Последовавшие за этим первые столкновения с авангардными отрядами персов приносили успехи, хотя всерьёз воспринимать их не приходилось. Персы не ввязывались в бои, имея в виду численный перевес македонян. Только сражение главных сил могло определить победителя в войне, обозначенной эллинами священной. В начале лета армии встретились у реки Граник* недалеко от Илиона.
Как только Дарий получил сообщение о появлении враждебной армии в прибрежных землях царства, он понял, что Александр желает воевать с ним на равных. В Персии знали об успехах сына Филиппа на Балканах, о разгроме Фив, но большого значения не придавали. Персидская армия настолько могучая, что одним сражением могла завершить войну. Но Дарий поразился удивительной бесцеремонности заносчивого Македонца и надумал немного потянуть время. Поиграть, как кошка с мышкой, чтобы наказание показалось болезненней, а сам Александр, ввергнувшись в ужас собственного поражения, показался бы смешнее смешного.
Читать дальше