Виталий Надыршин - Светлейший

Богатая отделка потолков, золотом расписанные стены, множество картин в позолоченных деревянных рамах, бронзовые канделябры и прочие милые дорогие вещички (баснословной стоимости!) иностранцев просто поражали. Некоторые дипломаты, не успевшие привыкнуть к русской роскоши, с особым восхищением разглядывали огромные поля цветного паркета из повторяющихся квадратов. В углу каждого из этих квадратов находились лучи, составляющие звёзды, и весь этот много раз повторяющийся узор на большом берёзовом фоне был обрамлён фризом, имевшим вид кирпичей, две стороны которых были разного цвета. Даже в отсутствие солнечного света отблеск от многочисленных свечей создавал на паркете некоторую объёмность, и иностранцы инстинктивно, словно боясь споткнуться, шаркали по полу, чем ещё днём ранее вызывали усмешку у местных сановников. Однако сегодня было не до насмешек…

От большого количества людей огромные залы стали тесными и напоминали о роскошных балах, которые так любила устраивать Елизавета. Соблюдая положенный в таких случаях этикет, многочисленные гости разговаривали между собой мало, тихо, почти шёпотом. Все понимали: заканчивается эпоха двадцатилетнего правления Елизаветы Петровны, история России теперь будет писаться новым почерком, возможно, отличным от привычного. Каким он будет?.. И все с тревогой поглядывали на дверь спальни, ожидая… Впрочем, ждали пока одного: чтобы скорее наступил конец их ночному бдению. Все устали.

В полутёмных покоях императрицы находились только близкие ей люди: племянник и наследник трона, великий князь Пётр Фёдорович с супругой, великой княжной Екатериной Алексеевной, и сыном Павлом; Панин Никита Иванович, воспитатель мальчика; Иван Иванович Шувалов, фаворит императрицы, теперь уже генерал-адъютант и член конференции 6 6 Государственный совет. , да генерал-фельдмаршал Никита Трубецкой.

Несмотря на свой возраст, фельдмаршал преданно, до угодливости, старался услужить наследнику. Это было смешно и неприятно. С осторожностью кошки неся на своих маленьких ножках толстое туловище, он по просьбе Петра Фёдоровича часто куда-то выходил и подолгу отсутствовал. Возвратясь, также долго о чём-то шептался с ним и с той же угодливостью взирал на будущего императора.

Несколько раз в покои заглядывала служанка Екатерины Алексеевны Мария 7 7 Перекусихина Мария Саввишна, впоследствии камер-юнгфрау императрицы Екатерины II, её доверенная близкая подруга и личная прислуга. . Приоткрыв дверь, она безмолвно глядела на хозяйку и, убедившись, что той по-прежнему ничего не надо, исчезала.

Из глубокого кресла, стоявшего в самом дальнем углу спальни, послышался раздражённый шёпот воспитателя кронпринца: Никита Иванович уговаривал семилетнего Павла идти спать. Наконец уговорил. Однако на предложение поцеловать на прощание царственную тётушку мальчик закапризничал, со злостью дёрнул Панина за одну из косичек его модного парика и наотрез отказался от поцелуя. Отец капризника, в юности и сам изводивший собственного наставника, к воспитателю своего отпрыска относился прохладно, замечания сыну делать не стал, лишь недовольно посмотрел на Панина. Мать, Екатерина Алексеевна, обмахиваясь веером, о чём-то задумалась и на бестактный поступок своего ребёнка вовсе не отреагировала.

Никита Иванович поправил свой дорогой парик, искоса посмотрел в сторону Петра Фёдоровича, которого за солдафонство тоже не шибко жаловал, и, слегка подталкивая мальчишку к выходу, покинул покои.

Пробило двенадцать. Наступило Рождество! Не сговариваясь, мужчины достали из кармашков часы. Мучительно потянулось время наступившего года. В спальне было душно, не хватало воздуха. Все устали, всем хотелось спать.

Государыня тяжело дышала, она лежала с полузакрытыми глазами и, как казалось, строго, но в то же время чуть насмешливо разглядывала присутствующих. Вошедший лекарь в очередной раз вытер пот со лба умирающей, грудь её с трудом приподнялась, и она опять издала слабый стон.

Неожиданно государыня широко открыла глаза. Ненадолго останавливая свой взгляд на каждом присутствующем, она осмотрела спальню. Глядя на племянника, попыталась усмехнуться, но усмешки не получилось, лишь дрогнули уголки губ. Взгляд остановился на Шувалове, императрица поманила его к себе:

– А где князь Воронцов, Ваня? Нешто не пришёл попрощаться и напослед поговорить со мной?

– Болеет канцлер, матушка, шибко болеет.