Святослав Воеводин - Евпраксия – святая грешница

– Попробуй еще только! Пракся-плакса! Э-э-э! У-у-у!

Она прыгнула на него по-кошачьи, но он ускользнул за дверь, просунул голову в щель и пропел:

– Видела русалку, проглотила галку, русалка утопилась, галка удавилась!

Евпраксия сделала вид, что собирается схватить брата, и он скрылся из виду, оставив дверь болтаться на сквозняке. Стало слышно, как потрескивают дрова в печи. Евпраксия вернулась к окну и увидела, что две бабы посыпают ледяные дорожки золой. Сделалось скучно. Захотелось позвать Ростислава обратно или отправиться к нему в горницу, но Евпраксия вспомнила дразнилку про русалку, надулась и села у окна с пяльцами и цветными нитками. Никто не поверил ей тогда, несколько лет назад, да и сейчас продолжали считать ее выдумщицей и обманщицей.

Отец, тот даже рассердился, услышав рассказ дочери.

– Ты, Евпраксия, брось это, – сказал он. – Не морочь голову ни себе, ни другим. Вас багром подцепили и вытащили, на что была воля Божья, а не какая-то еще.

– Разве нет русалок? А водяной как же? А щука-кудесница с золотыми плавниками?

– То не божьи твари, а бесовские отродья, – строго произнес Всеволод Ярославич. – Как увидишь их, крестись и моли Спасителя нашего, Христа, дабы избавил тебя от сих видений адовых. Я, дочь моя, тоже блуждал в потемках и всякую нечисть в мысли допускал, покуда Мария мне глаза не открыла…

Он имел в виду свою первую супругу Марию, дочь византийского императора Константина Мономаха, родившую ему двух детей до того, как преставиться. Своего второго брака Всеволод в глубине души стыдился, ибо наличие жены Анны не королевского, и даже не боярского, рода означало, что он, князь всея Руси, любимый сын Ярослава, внук Владимира, правнук Святослава, зять ромейского императора, отмеченный высоким положением и благословением Всевышнего, был вынужден породниться с ханом Осенем, дабы уберечь свое княжество от набегов, но не только не добился цели, а еще и снискал к себе презрение половцев, которые справедливо усмотрели в таком поступке проявление слабости.

Насколько хороша была Анна на супружеском ложе, настолько же она раздражала Всеволода Ярославича в остальном: и нечистоплотностью своей, и неспособностью овладеть грамотой, и тягой к хмельным напиткам. Детей от второго брака князь не мог полюбить по-настоящему, не считал их ровней ни просвещенному Владимиру, ни набожной Янке. Оттого и держал их врозь, как бы отделяя зерна от плевел. Как отец, Всеволод любил и младших чад своих, и даже соборы в честь их рождения возводил, однако больших надежд на них не возлагал. Чего ждать от дочери, которая уж скоро невестою на выданье станет, а по-прежнему в сказки детские верит?

Евпраксия чутко ощущала переменчивое отношение отца к себе. И навсегда запомнила, как он отчитал ее за рассказ о том, как их с братом спасли русалки. Ей было проще признать, что все это лишь померещилось, чем настаивать на своем. Но сколько бы окружающие ни высмеивали ее веру в невидимый мир духов и волшебных существ, она не распрощалась с ними и по сей день, когда стала совсем взрослой. Десять лет исполнилось Евпраксии, и недавно, призвав ее в свои покои, отец сказал, что подумывает о ее грядущем замужестве.

Мысль об этом была пугающей и заманчивой в одинаковой степени. Кое-какое представление о том, чем занимаются мужья и жены в опочивальнях, Евпраксия имела, собирая свои познания по крупицам: где услышит, где подсмотрит, а где и просто догадается. Завесу тайны приоткрывали также срамные частушки, которые нет-нет да и долетали до нежных девичьих ушей.

Перед сном или просто сидя одна за вышиванием, Евпраксия непременно ловила себя на том, что думает о будущем замужестве. Вот и сейчас, позабыв об иголке в пальцах, Евпраксия застыла, уставившись в стенку. Каким будет он, тот, кто однажды поведет ее под венец, кому будет принадлежать она душой и – страшно подумать – телом? Выдадут ли ее за пригожего молодца вроде Горислава, приставленного оруженосцем к батюшке? Или же муж ее будет заматерелым, могучим и волосатым, как воевода Журба? Нет, должно быть, увезут ее в дальнюю византийскую сторонку, ибо туда обращен взгляд отца. Если так, то предстоит Евпраксии жить в сказочном дворце, среди хрусталя, шелков и золота. Вопрос: с кем? Кто будет лобзать ее уста и ласкать своими сильными руками от головы до пят, раздетую донага?

Передернувшись, Евпраксия взялась руками за щеки. Они пылали, тогда как пальцы были холодными, словно сосульки. Посидев так в неподвижности, она подбежала к двери, открыла ее и крикнула: