Олег Фурсин - Моисей, кто ты?

– А если мне не отдадут детей? Если будут спрашивать, зачем тебе, брат мой, их обреченные, но столь любимые родными жизни? Правильно ли я понял, что они должны послужить приманкой для египтян? Что сказать мне, когда родные отобранных мной возьмутся за камни, угрожая мне и моим людям?

Аарон как будто давно научился ничего не спрашивать, а лишь исполнять все, что ему скажет брат. Но сегодня тревога не позволила ему, кивнув головой, отойти в сторону.

– Обреченные – обречены Господом. Кому суждено спастись – спасутся. Напомни им о моей корзине, если кто забыл. Не Мариам меня вытащила из пучины, а рука Божья. Пусть женщины замолчат, как молчала Иеховеда…

Мозе усмехнулся недобро. Есть воля выше, чем людская. Он знает, он убежден, что познал эту волю. Многие, кто последовал за ним, не убеждены? Пусть ищут иной доли, но он, Мозе, им не помощник!

И Мозе сказал брату, все еще ждущему от него ответа, поскольку предшествующий его не устроил.

– Впрочем, у них есть выбор, пусть следуют за детьми своими, оставив мужей и тех, кто еще может спастись. Пусть умирают с теми, кто им дороже, мешать я не стану. Но если помешают мне!.. Аарон, оружие есть лишь у твоих людей, и у жрецов, которых я подчинил тебе тоже… наша жизнь в твоих руках. Не надо начинать с междоусобицы, но покажитесь людям во всем своем снаряжении, побренчите мечами громко и весело. Я учил тебя военному искусству не просто так, и если оно потребуется уже сегодня, твое умение, значит, так тому и быть, брат!

Аарон, получивший от брата согласие на применение силы в случае нужды, облегченно вздохнул. Он знал тех, кого суждено было ему возглавить, и не сомневался в необходимости крайних мер.

Надо быстро собрать и свое небольшое, но хорошо обученное войско, из бывших рабов. Тех, кто рабами были плохими, воинами стали хорошими. И тот поистине бесценный отряд, отряд египтян-жрецов, в котором каждый хорош во всем: и в бою, и в молитве, следует предупредить. Пожалуй, они обрадуются. Давно косятся на ведомый ими народ, плачущий и вздыхающий, жалующийся и ропщущий. Дай им мечами побряцать, они с удовольствием. Еще удерживать придется.

Мозе, проводив брата, явно распрямившего плечи, бросил взгляд туда, откуда восходит солнце. Невеселые мысли одолевали его. «Майя, главный распорядитель войска владыки обеих земель, не соберет больше двух-трех тысяч солдат, чтобы бросить их в погоню за нами. Неспокойно в Египте самом, там нужны его люди. Посланник начальника чужеземных стран, отпрыск Па-Нехов [2], гиксос [3] по происхождению, даже не египтянин, придет ли он к нему на помощь? Станет ли он носиться со рвением в поисках каких-то рабов по голой равнине Мафкета [4], по пустыне с чахлой растительностью, окруженной цепью гор и холмов? Будем надеяться, что ему это не нужно…

Слава Атону, что это будут пехотинцы, а не всадники. Но даже пеший солдат передвигается в три-четыре раза быстрее моей толпы. И, несмотря на то, что в этой толпе больше пятидесяти тысяч людей, и из них более семи тысяч мужчин, что смогут сделать эти бывшие ремесленники, торговцы и земледельцы против хорошо вооруженных солдат? Сил Аарона хватит лишь на усмирение своих собственных людей, когда они вздумают вернуться на поругание в Египет, а они непременно вздумают, когда встретятся лицом к лицу с вооруженной армией. Нет, встреча с отрядом Майи и Па-Неха – это смерть… Я попытаюсь послать их по ложному следу. Вряд ли скупой Майя дал им много продовольствия, думаю, дней на пять-шесть. Сутки им нужны будут, чтобы догнать повозки. Еще сутки, чтобы вернуться назад, когда поймут, что их перехитрили. Остается ещё два дня, чтобы дойти до чужих и совсем неподвластных Та-Кемет земель, что же мне делать с этими лишними днями…».

К вечеру более семисот повозок и более полутора тысяч людей отделились от основного отряда, двинулись в направлении завтрашнего восхода солнца. Немногие родители решились разделить участь своих больных детей. Немногие, но не все. Не обошлось без столкновения. Мозе, провожавший толпу глазами, не преминул увидеть того, кто был отнюдь не болен, и совершенно точно нужен ему.

– Аарон, почему Нуна среди уходящих? – обернулся Мозе к стоящему за спиной брату, в эти трудные дни точно сделавшемуся его тенью. – Один из лучших твоих воинов, почему он здесь?

– Ты же знаешь, Мозе, что жена его, отнюдь не молодуха, умерла, родив ребенка. Старший сын здоров, крепок и телом, и духом. Младший же, месяц ему отроду, что ж тут поделаешь… У кормящей соседки молока было много, Нуна поначалу прикармливал мальчика у щедрой груди. Да только бегство ее подкосило, тревоги последних дней не прошли бесследно. Молока едва хватает для собственного ребенка, у нее дочь. Соседка отказала Нуну дня два назад, мальчик надрывается криком вторые сутки, но скоро, как видно, замолчит. Шломо оставил старшего, поручив его моим заботам. И пошел с тем, кто дороже его сердцу. Я не мог препятствовать, Нуна любил жену, и любовь эту перенес на сына. С его смертью умрет и Нуна, какая разница, где это случится?!