Валерий Кормилицын - Держава (том третий)

Глеб ощущал ладонью её податливую гибкую спину, временами чувствуя рядом со своими её губы и пьянел от них. Делаясь смелее и требовательнее, пил её дыхание. Чистое и свежее… И вокруг, может даже во всём мире, звучала чувственная нежная музыка, вызывающая в сердце страсть и трепет… И вновь на мгновенье ощущение то её упругой груди, то нежной ноги… И резкие повороты, от которых её волосы щекочут щёку… И музыка, и свет люстр, и аплодисменты молодёжи, и гибкое пластичное тело в руках… И то боль, то сладость в душе…

И СЧАСТЬЕ…

И ЛЮБОВЬ…

Музыка стихла.

Не видя ничего вокруг, а чувствуя лишь её ладонь в своей руке, её учащённое дыхание и пряный аромат женщины, повёл её на место у колонны.

Кто–то протянул красную розу, и он преподнёс цветок Натали.

И душевный настрой радости и счастья куда–то рухнул, когда увидел на девичьем лице гримасу разочарования. Но, словно опомнившись, она поднесла розу к щеке и улыбнулась ему, окатив тёплым взглядом глаз цвета танго.

На следующий день Глеба вызвал в свой кабинет полковник Рахманинов. Протягивать два пальца не стал, а поприветствовал поручика едва заметным наклоном головы.

Недоумевающий от вызова «на ковёр» Рубанов, так же коротко кивнул в ответ: «Будет ещё живой бог перед каким–то Микеле—Рахманиновым прогибаться».

— Проезжая мимо, господин полковник: «И увидев великое творение ваших рук — кисточку львиного хвоста», — мысленно продолжил он, а вслух произнёс: — решил нанести вам визит.

Потрясённый неприкрытой наглостью героя русско–японской войны полковник сановито расправил усы и глубокомысленно произнёс: «М-гм!»

Чуть подумав, как можно язвительнее расшифровал своё «мгыманье»:

— Крайне польщён милостивым посещением, господин поручик.

«Интригующее и многообещающее начало», — скрыл улыбку Глеб, приготовившись слушать продолжение речи.

— Вчера был свидетелем вашего весьма опрометчивого и вульгарного поступка на балу у господ Новосильцевых, — стал внимательно разглядывать свои ногти, собираясь с мыслями.

— Польщён и тронут вашим внимание, господин полковник. А в чём именно ваше отеческое око усмотрело опрометчивость и вульгарность моего поведения?

— Слишком выспренно выражаетесь, поручик, — добродушное лицо полковника стало строгим и значительным. — Вы уронили честь дамы, заставив её исполнить сей неприличный танец. После этого, на мой взгляд, — поднял глаза на офицера, — вам непременно следует на ней жениться, — словно гром в ясном небе оглушил Рубанова.

Растерявшись, без вызова уже произнёс:

— Вы даёте мне приказ и разрешение? Просто не смел просить его. Как своему начальнику, я непременно должен вам подчиниться.

Оттенок озадаченной натянутости на лице Рахманинова постепенно улетучился и раздался простоватый раскатистый гусарский хохот.

— Ну, вы и плут, поручик, — решил свести к шутке своё предложение полковник.

Отсмеявшись, вновь расправил усы и произнёс:

— Пожалуй, это разумно. Но за ваше нахальное поведение ни только по отношению к даме, но и ко мне, даю сутки гауптвахты на размышление… И два билета в Большой театр на послезавтра. Одна семейная пара отказалась идти. Не пропадать же добру…

«Конечно, не пропадать, — вертел в руках, проводя время в размышлениях на гауптвахте, Рубанов. — Натали идти в театр почему–то отказалась…А предложить даме руку и сердце я пока не решился… Сплошные условности. Кругом и везде, — убрал билеты в карман мундира. — Даже поход в театр для офицеров нашего полка обставлен традициями: если идёшь один, то должен сидеть в первом ряду; ежели с дамой, то в третьем. Самые демократичные — Большой и Малый театры. Можно занимать места в первых семи рядах. Нет, с традициями следует бороться», — по выходе с гауптвахты отдал билеты уступившему ему пролётку еврею, неожиданно для себя вспомнив стихотворение Некрасова «Балет».

Произошедший от этого доброго поступка эффект поразил всех офицеров и даже командира полка, тоже посетившего храм искусств в тот злосчастный для Рахманинова день.

Сосед по креслу, поглаживая пейсы, обращался к нему с какими–то каверзными, на его взгляд, вопросами. Громко смеялся отнюдь не раскатистым гусарским смехом, а каким–то жидовским смешком… В полный голос читал программку и спорил со своей женой.