Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга пятая

Гулкий университетский коридор перегораживала наспех выстроенная баррикада из столов и стульев. Двери опустевших аудиторий раскрыли. Парни, удерживаясь на плечах приятелей, растягивали на стене кумачовую ленту: «Фашизм не пройдет, – кричали неряшливо выписанные белые буквы, – родина или смерть!».

Над истертым паркетов витал аромат кофе. В одной из комнат устроили что-то вроде кафетерия.

– Урну притащили из настоящей столовой, – Виктор Хара подмигнул Полине, – а за провизией ребята сбегали утром, когда мы надеялись, что все обойдется…

Он взял румяное яблоко: «Держи, тебе надо подкрепиться после дороги». Пальцы Полины ныли, она перевернула страницу блокнота.

– Будь у меня камера, – пожалела девушка, – я записала бы интервью на пленку или хотя бы сделала фотографии. Вообще надо уходить, Леона здесь не появлялась, но нельзя терять шанс. Здесь больше нет журналистов, никто не возьмет интервью у Виктора, – певец попросил называть его именно так. Полина покрыла почти всю тетрадку стенографическими значками. Она обрадовалась, отыскав в рюкзаке пустой блокнот.

– Все поверят, что я действительно журналист, – облегченно подумала девушка, – хотя это не ложь. Но кто напечатает беседу с Виктором, на западе его считают опасным коммунистом, – Полина разозлилась на себя.

– Напечатают, – она встряхнула спутанными локонами, – я об этом позабочусь, – девушка захрустела яблоком: «Спасибо, Виктор».

В соседней аудитории стелили принесенные из спортивного зала гимнастические маты. Студенты сбегали в общежитие за спальными мешками.

– Мы не покинем университет, пока хунта не выполнит наших требований, – сказал ей Виктор, – законно избранный президент должен вернуться на свой пост, – пока судьба Альенде оставалась неизвестной. Из окон аудиторий они видели столбы дыма над центром Сантьяго.

– Но стрельба прекратилась, – поняла Полина, – еще днем, – небо на западе расписали багровые отсветы ветреного заката. Ребята, пробравшиеся к центру, недавно вернулись в университет.

– Дворец пустует, – сказал кто- то из парней, – его никто не защищает, а площадь полна военными, – он пробормотал ругательство, – кажется, переворот действительно удался, – Полина вздрогнула от гневного голоса Виктора.

– Нельзя так говорить, – он стукнул кулаком по столу, – нельзя терять надежду. Мы останемся и будем держать оборону, пока путчисты не пойдут на попятную. Президент Альенде жив, – Виктор обвел глазами притихших парней и девчонок, – хунта арестовала его, однако мы добьемся его освобождения. Гитару мне, – скомандовал Виктор, – споем гимн нашей революции, – они спели и «Венсеремос» и «Марсельезу» и «Интернационал». Полина повторяла себе, что надо уходить.

– Леоны здесь нет, – Виктор сказал ей, что видел девушку пару дней назад, – встретив Паука, она могла уехать из Сантьяго. Она выполняет свое задание, а мне и Хаиму надо выполнять наше, надо спасать Иосифа, – интервью с Виктором Хара никак бы этому не помогло, но Полина не могла захлопнуть блокнот.

– Другого такого шанса у меня не появится, – она записывала и разговоры со студентами, – тетя Тони отправилась на испанскую войну, а здесь война сама пришла к моему порогу, – Виктору она представилась американской журналисткой.

– Леона моя приятельница по университету, – объяснила Полина, – я путешествую по континенту, она пригласила меня в Сантьяго, – Виктор весело отозвался:

– Она подружилась с недавно прибывшим коллегой. Его зовут товарищ Вербье, он работает в «Юманите». Отличный парень, он тебе понравится, – Полина понимала, о ком идет речь, однако ей сейчас не хотелось думать о Пауке.

– Только об интервью, – она отыскала в одной из аудиторий чистый блокнот, – получится еще одна книга. Мир должен узнать о чилийском путче, как он узнал об испанской войне, – Полина хотела заняться и материалами покойного отца Леоны, о которых ей рассказал Хаим.

– Пленки лежат в Бруклине, в сейфе ребе, – девушка задумалась, – но я не режиссер, я не могу доснять оставшиеся материалы и смонтировать фильм. Ничего, – пообещала себе девушка, – я поеду к этим людям и поговорю с ними, – они с Виктором покуривали на широком подоконнике раскрытого окна. Над крышами университета серели сумерки, ветер шелестел в листьях пальм.

– Я смотрел «Че», – задумчиво сказал Виктор, – и завидовал покойному сеньору Майеру. Он оставался рядом с команданте до последнего дня, не забывая о долге художника, – Виктор помолчал, – мы должны облечь все, что с нами происходит, в слова, в ноты, в краску на холсте, в камень строений, – он потушил сигарету в пластиковом стаканчике, – это оправдание нашей жизни на земле, поэтому ты все правильно делаешь. Я все прочту и завизирую, – Хара усмехнулся, – шучу, я знаю, что ты напишешь правду, – из коридора крикнули: