Олег Яковлев - Половецкие войны

Князь с трудом оторвался от невесёлых размышлений.

Засеребрился впереди Донец, на берегу его открылись взору хорошо знакомые земляные укрепления Шаруканя. Олег поторопил своих людей. После долгого утомительного пути ему хотелось, наконец, вернуться в свой свежесрубленный терем… Хотя разве можно считать своей собью [67] Собь (др. – рус.) – собственность. то, что столь далеко от Руси, её сёл и городов, от милого сердцу Чернигова?! Что он, князь Олег, имеет здесь, что ему дорого? Да, у него жена-красавица, ромейская аристократка Феофания Музалон, дети, холопы, кони, но более ничего и нет: ни власти, ни уважения, ни славы, ни родины!

Челядинцы кланялись князю в пояс и смотрели исподлобья испуганно и заискивающе.

Навстречу Олегу, громкими возгласами приветствуя отца, выбежали трое маленьких сыновей в долгих белых рубашонках: Всеволод, Игорь и Глеб, очень похожие на свою мать, светлолицые, черноволосые, с большими чёрными глазами. Олег брал их на руки, сажал на плечи и клялся сам себе в том, что дети его получат принадлежащее им по праву – родину их отца, Чернигов. Ради этого стоит претерпевать лишения и, унижая своё достоинство, просить ханов о помощи. Пусть так, чужими руками, руками врагов Руси, но он, Олег, вернёт себе княжеский стол и отомстит. Иначе и жить ему более не к чему.

Как только хан Тогорта и солтан Арсланапа спрыгнули с коней, отрок [68] Отроки – категория младших дружинников. Считались выше гридней. Часто выступали в роли послов, гонцов. побежал доложить князю Олегу о приезде знатных половцев. Широко улыбаясь и прикладывая в знак уважения руку к сердцу, Олег поспешил навстречу разодетым в богатые ромейские платья гостям. Серые глаза его лихорадочно блестели. Что скажут на сей раз сыроядцы? Дадут ли, наконец, обещанную ему помощь?

Олег пригласил половцев в походную вежу [69] Вежа – здесь: временное жилище, шатер. . Челядинец разлил по чашам синеватый кумыс. Тогорта коснулся устами пьянящего напитка, брезгливо поморщился и отставил чашу в сторону.

– Урус не умеет делать кумыс! – Он презрительно скривился.

– Да извинит меня хан. Покуда не научились. Но коль поживём тут ещё лет пять, мыслю, содеем как надоть, – промолвил Олег с заметной издёвкой в голосе. – Токмо сколь же скоро ты, о великий хан, снизойдёшь до моей мольбы?

Тогорта засмеялся, неприятно обнажив редкие зубы.

– Мы с солтаном Арсланапой идём в землю урусов. Дашь золото – посадим тебя в Чернигове. И знай: я всегда держу свои клятвы! Пусть хоть один белый или чёрный кипчак скажет, когда хан Тогорта нарушал своё слово, – я вырву ему его лживый язык! – воскликнул он запальчиво.

Олег закивал головой в знак одобрения, но затем, беспокойно взглянув на внезапно умолкших половцев, спросил:

– И сколько ж ратников у вас?

– Много, каназ, – прохрипел, прокашлявшись, Арсланапа, высокий кипчак примерно равных с Олегом лет, темноволосый и смуглолицый, с лицом, изрезанным рядом глубоких шрамов. – Я их не считал.

– И когда ж мыслите вы выступать?

– Потерпи, каназ. Недолго осталось. Когда наши кони насытятся травой и станут быстры, как ветер в поле, мы сокрушим силу урусов! – хищно осклабившись, ответил Тогорта.

– Знай, каназ, – Арсланапа придвинулся к уху Олега и негромко, почти шёпотом сообщил: – Нет в Чернигове покоя. Мои люди говорят: народ бунтует, тебя хотят на стол. Мономах много людей убил, казнил.

– Вот лиходей! – злобно вскричал Олег, вскочив с кошм. – Ну, я вот ему покажу! Что умыслил! Мирных горожан живота [70] Живот – здесь: жизнь. лишать!

Он в гневе потряс кулаком.

– Имей терпение, каназ, – промолвил Тогорта. – Придёт расплата за пролитую кровь.

– Платить как будешь, каназ? – лукаво сощурив узкие рысьи глаза, спросил Арсланапа.

– Злата отсыплю, солтан, – ответил не раздумывая Олег. – Сёла же и деревни окрест Чернигова отдаю вам за помочь [71] Помочь (др. – рус.) – помощь. . Берите тамо столько добра, сколько захощете.

Арсланапа, не скрывая удовлетворения, заулыбался и закивал.

…На ночном небе уже давно светила луна и тускло мерцали звёзды, а Олег всё пребывал в раздумье, обхватив руками голову. Ну, придёт он на Русь – и что там обретёт, что увидит? Вся жизнь – сорок лет – пролетела столь быстро и столь глупо! Кто он такой? А кем был?

Раньше у него был свой дом, своя земля. Был отец, князь Святослав, всегда и во всём ставший ему примером. И его, Олега, Святослав любил паче остальных сыновей, хотя Глеб, Роман и Давид были старше. Это ему был завещан черниговский стол. Давид – всегда спокойный, рассудительный, незлобивый – он бы уступил. Но в единый день всё переменилось. Отец умер, и хитрый кознодей Всеволод, захватив киевский великий стол, прибрал к рукам Чернигов, а он, родившийся и выросший в Чернигове, любимец дружины и горожан, попал в лапы коварных ромеев. Брат Глеб погиб при не совсем понятных обстоятельствах в земле финнов, говорят, расправились с ним новгородские прихвостни Всеволода и Святополка; другого брата, Романа, убили по приказу половецкого хана Осулука, ныне уже также почившего в Бозе. Потом были годы ссылки на Родосе. Всё же он вырвался из полона, но оказался вдруг совсем один, с горсткой верных сподвижников посреди поросшей диким ковылём степи, рядом с немытыми грязными половцами – единственными союзниками в борьбе за отчий стол. Что же дальше? Сердце князя учащённо забилось. Неужели он сможет вернуть утерянное?! Хоть бы поскорей вышли половцы в Русь! А там… Уж лучше погибнуть, пасть в сече, чем до конца дней влачить столь жалкую участь – просить, вымаливать у Тогорты воинов, самому жить в степи, кочевать, подобно дикому половчину! Ни кола ни двора! Хуже, чем у любого смерда [72] Смерды – категория зависимого населения на Руси. По-видимому, смерды были тесно связаны с князем. на Руси!