— Всех вас на вражьи мечи перебросаю, ежели пятиться вы станете! — зыкнул Зыран и, подавшись назад, начал следить за ратниками, которые опять приосанились, чувствуя на себе строгие взоры быстрого на расправу воеводы.
А битва кипела и кипела, наполняя окрестности шумом и гамом голосов, стонами раненых и умирающих, лязгом и стуком оружия, мелькавшего над головами сражающихся. Москвитяне рвались вперед, но пермяне стойко держались на месте, подкрепляемые неутомимым Бурматом, бросавшимся всегда туда, где грозила главная опасность.
Потери с обеих сторон были немалые. Раненые и убитые валялись целыми грудами по земле, где их немилосердно топтали ногами, не разбирая кто свой, кто чужой. Заботиться о бедных страдальцах в разгар боя было некому. Живые думали только о том, как бы более вреда нанести противнику, который, в свою очередь, конечно, думал то же. О раненых же и убитых в те времена вспоминали лишь тогда, когда битва приходила к концу и победитель освобождал поле сражения.
Неизвестно, на чьей стороне оказалась бы победа, если бы на пермян не обрушились отборные латники, подоспевшие снизу на место свалки. Это были сильные рослые люди, с широкими богатырскими плечами, покрытыми тяжелыми доспехами. Оружие у них было под стать внушительной наружности, устрашающей уже одним своим видом. Мечи были длиною чуть не в два аршина, являясь, однако же, легкою игрушкою в руках, которой они вертели как перышком. Копья были такой толщины, что казались настоящими жердями, срубленными нарочно для того, чтоб дать возможность силачам пугать ими своих недругов. Щиты, раскрашенные в яркие цвета, закрывали витязей от колен до плеч, усиливая их неуязвимость, обусловленную стальными шеломами и панцирями.
— Москва! Москва! — заревели латники дикими, страшными голосами и ринулись на озадаченных пермян, не ожидавших нападения таких великанов.
Бурмат сразу сообразил, что не справиться им будет с подобными богатырями, подготовленными, вероятно, для решительного удара. Сердце в нем дрогнуло и упало, лишив твердости его сильную, но уже уставшую руку. Он оглянулся на своих ратников и хотел крикнуть что-то задорное, ободряющее, но в эту минуту здоровенный московский витязь, изловчившись, нанес ему такой сильный удар по голове, что шлем его разлетелся на несколько частей — и храбрый покчинский воевода без чувств повалился наземь, оглушенный полученным ударом…
Москвитяне издали радостное восклицание: этот человек причинил им столько вреда, что они разорвали бы его в клочки со злости, если бы в эту минуту к месту битвы не подъехал сам Пестрый, проникший в городок по пролому в частоколе, нарочно проделанному для того, чтобы он мог въехать на лошади.
— Не трогать его! Не трогать! не трогать! — закричал Пестрый строгим голосом, останавливая своих ратников, готовых изрубить в куски упавшего Бурмата. — Кажись, это князь ихний либо воевода главный, а таких нам живьем брать стараться надо. Да и стыдно вам сраженного врага добивать!
— Шибко уж прыток он был! Просто спасенья от него не было!.. Сколько душ христианских сгубил! Туда бы и дорога ему, псу пермяне кому!.. — ругались воины, но не смели противоречить большому воеводе и поспешно оттащили раненого в сторону, где и оставили его под присмотром двух караульных.
— Дружнее, ребятушки, дружнее! Поработайте во славу Божию! Потрудитесь страну сию повергнуть к ногам князя-осударя великого Ивана свет Васильевича! — выкрикивал Пестрый, обращаясь к своим воинам, обрушившимся на толпы пермян железною лавиною. — Вот так! Вот так! Гнутся, уж гнутся враги! Принатужьтесь, постарайтесь, ребятушки!..
— Москва! Москва! — ревели ратники и косили пермян, как солому, пользуясь расстройством в их рядах, происшедшим после падения покчинского воеводы…
Через полчаса все было кончено. Князь Мате был убит, воеводы Коч, Мычкын и Зыран получили тяжелые ранения и очутились в руках неприятеля. Ратники, кто успели, бежали из городка, скрывшись в окрестных лесах, большинство же оставшихся в живых сдались на милость победителя, вполне справедливо рассуждая, что лучше подчиниться Москве, чем умирать без всякой пользы для себя и для родины.
— А теперь службу служите, молебен пойте Господу Богу! Возблагодарим Его, Всещедрого, за милость Его к нам, недостойным, возблагодарим Его за победу сию над врагом! — сказал Пестрый, обращаясь к попам и монахам, находящимся при нем, и те тотчас же исполнили его желание — громкие слова молитвенных песнопений зазвучали в тихом воздухе, еще столь недавно полном бранного шума и звона оружия сражающихся.
Читать дальше