Валерий Журнега - Защита Отечества

– Мы вас, если честно, просто заждались, – обрадованно говорил поджарый некрасовец.

Ему тут же поднесли чарку горилки. Он, не раздумывая, одним глотком осушил её. Закусывать не стал. Раздобрев от выпитой чарки, открыто глядя в глаза Поддубному, гостеприимно предложил:

– Давай-ка ко мне на постой, Гаврила Степанович.

Жена полковника Евдокия сразу обрадовалась и, подхватив на руки сына Мишутку, засуетилась, но вдруг опомнилась, робко взглянула на мужа, за которым оставалось последнее слово.

– Да нет, Аким Федотыч, спасибо тебе за приглашение, но стеснять до вешних дней твою семью не стану. Перезимуем здесь, как и все остальные.

Некрасовец уговаривать более не стал. Ему вновь поднесли чарку водки. Он лихо выпил и, хитро поблёскивая глазами, пошутил:

– Оглоблю в наших краях весной посади, а осенью уздечки собирать станешь.

Шутка явно удалась. Верховые заразительно засмеялись. Запорожцы дружно поддержали всеобщий смех. Вокруг воцарилось приятельское оживление.

Акиму Федотовичу вновь поднесли полную до краёв чарку, он выпил, оторвал сверху предложенного каравая подгорелую корочку, бросил её в рот. Пока медленно пережёвывал хрустящий на зубах хлеб, мучительно ждал, когда же, наконец, эта лишняя водка приживётся в его утробе.

Ему явно нравились эти простые люди. А в глазах украинцев светилась взаимная симпатия. Им тоже нравилось, как местный казак-некрасовец умело разбавлял украинскую мову и понятно для всех балакал, как лихо пил водку и с достоинством при этом держался. Они даже завидовали его мягким, блестящим, с обрубленными носками чёрным сапогам, его бешмету, пошитому из добротного сукна, кинжалу искусной работы в богато украшенных серебром ножнах, папахе с красным верхом, на край которой с вызовом для всех закручивался чуб.

– Спасибо, братцы, – с поклоном произнёс поймавший, наконец, кураж некрасовец, тем самым благородно отвергая следующую чарку, и легко вскочил на своего боевого коня. – От баньки не откажи, – придерживая горячего скакуна, на прощание попросил он Поддубного. – Много вопросов нам сегодня решить надобно. Тарантас к вечеру пришлю…

Обнадёживая всех остальных на будущее, поделился далеко идущими планами:

– Обоз с хлебом к Рождеству к нам на Кубань прибудет. Солдат из Копыла весной в помощь выделят. Сам Суворов Александр Васильевич обещал мне лично. Саман вместе мешать будем. К следующей осени всем вам хаты обязательно поставим.

И они, со стороны больше похожие на свирепых черкесов, прижавшись к гривам своих скакунов, понеслись в сторону своего села.

Тотчас прибежал из некрасовского поселения звонарь и упал в ноги отцу Серафиму.

– Батюшка, принимай церковь нашу, – громко взмолился звонарь: – Наш-то антихрист тайно сбежал куда-то. Дьякона Илью три месяца назад похоронили. Мне по сану не положено службу в церкви править.

Отец Серафим бережно поднял с земли на ноги звонаря, и они пошли по направлению к церкви. Звонарь эмоционально размахивал руками, продолжая, по всей видимости, горько жаловаться на судьбу.

К сумеркам въехала в крепость починенная кибитка Панаса и Оксаны. Вопросительным кивком головы полковник поинтересовался у перепачканного липким чернозёмом Панаса как дела. После положительного ответного кивка хранителя казны криво улыбнулся. Слово казна никак не подходила к зарытому в землю добру. Мешочек с мелкими турецкими алмазами да полтора фунта золотого песка больше походили на тёщину заначку, спрятанную на чёрный день.

– Ну и добре, верные мои хранители, – негромко произнёс полковник Поддубный и после тяжёлого вздоха добавил: – Отдыхайте, утро вечера мудренее.

И непроизвольно повернул голову на звон колокольчика. По дороге к старой крепости из Старо-Редутского поселения мчался обещанный Акимом Федотовичем тарантас.

Молодой воин Нарым примкнул к знамёнам «развратников» из джамбулуцкой орды. Высокий, ловкий в джигитовке татарин сразу приобрёл расположение у военачальников войска и тут же был зачислен в сотню личных телохранителей Батыр-Гирея. Родом из простой семьи, Нарым не понаслышке знал житейскую нужду, а теперь, видя своими глазами роскошь, в которой жил крымский хан, в глубине своего сердца тайно завидовал ему.

В последнее время в гости к Батыр-Гирею зачастили посланники из Турции. Мелик своим красноречием и щедрыми обещаниями ничем не отличался от многих своих предшественников. А вот размерами своего тела с ним никто не смог бы сравниться. Даже широченная одежда не могла скрыть с глаз его полноты. Расплывшись в кресле, жирный Мелик жадно разглядывал на праздничном столе, давясь слюною, всевозможные яства и, не в силах более сдерживать в себе внутриутробный позыв, впился зубами в лакомый кусочек.