Эра Эльто - Так умирают короли – I

– Шарлотта де Маре, – низкий голос короля заставил ее затаить дыхание и наконец опустить глаза. – Мы рады видеть вас при дворе.

– Благодарю, ваше величество.

– Вам не стоит терять время, барон. Ваша дочь прекрасна.

– Благодарю за доброту, ваше величество.

– Вы уже разговаривали с де Ролье, барон? – Король наклонил голову и посмотрел вдаль, отыскивая глазами недавнего собеседника. Он прекрасно знал, что они разговаривали. И знал, к чему это приведет. Такой прямой вопрос не вписывался в рамки этикета – Шарлотта слышала, что отец перестал дышать, взволнованный настолько прямолинейным участием короля в жизни подданных.

Девушка понимала, что в эти мгновения решается ее судьба.

– Да, ваше величество, – стушевался де Маре.

– Хорошо. Надеюсь, мадемуазель будет покорна воле своего отца и своего короля.

– Как пожелаете, ваше величество.

Доменик стоял у ворот Монфокона, борясь с очередным жестоким приступом боли. Запах чужой крови преследовал его. Красный туман ярости уже испарялся, уступая место знакомой пустоте. Образ Шарлотты, воспоминание о первой встрече на охоте, предстало перед внутренним взором в миг совершенного наслаждения убийством. Этот образ был столь чист и ярок, что вампира выбило из состояния эйфории и безжалостно швырнуло в действительность. Его последняя любовь, его слабая надежда на счастье – Юлиан забрал и ее.

– Я знал, что найду тебя здесь.

Создатель стоял в нескольких шагах, недобро щурясь.

– Я должен был проститься со старым другом.

– И поискать следы любимой женщины. Ты не заслужил ни того, ни другого.

Доменик рухнул на колени, скованный волей существа, многократно превосходившего его силой.

– Но это хорошо, что ты ее помнишь. А сына помнишь? Ему уготована интересная судьба.

– Он не сможет оказать влияния на политику, – прохрипел Доменик, хватаясь рукой за горло. – Оставь его в покое.

Юлиан разжал кулак, отпуская его. Тот распластался на ступенях, осторожно пытаясь дышать. Вампир наклонился к нему.

– Политика, мой друг? Меня интересуешь ты.

– Темный мир существует практически столько же, сколько и привычный тебе. Но он скрыт от людей, – Юлиан сидел на ковре, прислонившись спиной к стене. Новообращенный вампир, которому дали имя Доминик, и которой воспротивился воле создателя, окрестив себя Домеником, лежал рядом, прижав колени к груди и борясь одновременно с болью и тошнотой. – Как существуют расы, как существует социальное расслоение – так и в темном мире ты увидишь большое количество разнообразных существ. Это усмешка в лицо вашему Богу, проклятый король. Вампиры, которые любят и пьют кровь, вампиры, которые не выносят запаха крови. Вампиры, которые не боятся солнца и те, кто мгновенно распадается в серебряную пыль, стоит только светилу застать их в пути. Эльфы, темные и светлые, воины и мудрецы. Вы убиваете за ворожбу, потому что боитесь неизвестного. Мы восхищаемся теми, кто освоил магию.

– Магию?..

– Магию. Медицину, об уровне которой в вашем веке даже задуматься страшно. Иногда мы вам помогаем. Но чаще не вмешиваемся. Пока кто-то не влезает в наши планы. Как, например, один своенравный король перевернул с ног на голову мои начинания.

– Зачем тебе нужен был христианский орден? – Доменик с трудом отполз к кровати и прислонился горячим лбом к дереву.

Юлиан следил за ним с непередаваемым выражением скуки в глазах.

– Это власть. Подлинная, не та, к которой стремился ты… Конечно, пока ты не понимаешь. Что чувствуешь?

– Пустоту.

– Всего-то.

Юлиан закрыл глаза. Доменик и не открывал их. Зрение изменилось, и он не мог пока понять, как им пользоваться. Как можно жить, когда ты различаешь все краски Вселенной, когда способен увидеть мышь-полевку на расстоянии в несколько миль? Как можно спокойно находиться в комнате, если ты способен различать пылинки на деревянном столе? Юлиан не отвечал на вопросы, а Доменик и не стремился их задавать. Внутри себя он понимал: так не должно быть. Наверное, совсем иначе люди переходят в чужой лагерь, обретая темную жизнь. Их кто-то должен учить. Тот, кто обратил! Но нет. И это тоже часть мести. Доменику предстояло научиться самому.

Что ж. Тем лучше. Если он выживет, станет сильнее. И, может быть, ему удастся отомстить. Хотя в эти дни думать о мести Доменик был не способен. Он ощущал себя ребенком. Да нет. Рыбой, выброшенной на берег. Прошлые заботы и тревоги растворились в волне новых ощущений. О, если бы он раньше видел так, как видит сейчас! О, если бы он раньше не подозревал, но точно знал о существовании Темного мира, все было бы иначе.